|
Выслушав эту тираду, Лебедько расчувствовался и глубоко вздохнул: «Да, похоже, так и есть. Я, например, со стыдом наблюдаю, как я кручу свою шестерёнку в Системе, гораздо большее количество усилий затрачивая на неё, чем против. Всецело уповаю на когнитивный диссонанс[16]: видя это и испытывая стыд, я начинаю, если не с каждым днём, то по крайней мере, с каждым месяцем работать на неё всё меньше». Александр Геннадьевич ослабил галстук и вальяжно затянулся сигаретой: «Похвально!» Впрочем, разомлевшего от выпивки путешественника сей комплимент не уберёг от коварного вопроса: «Ежели у всякого явления или действия есть свой, так сказать, заказчик, то позвольте узнать, кто был заказчиком той информации, которую так активно пропагандировал Ленин? С заказчиком правых мы разобрались, какая же структура является заказчиком левых и является ли эта структура также частью Системы?» Губин поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся. Такой непредвиденный вопрос совершенно изумил его. В свою очередь, Лебедько увидел, что хватил, пожалуй, чересчур далеко, но тем временем Александр Геннадьевич уже в полной мере овладел собою. Положив сигарету в пепельницу, он откинулся на спинку стула и, скрестивши руки, пробуровил, казалось, в нашем герое дыру своим колючим взглядом. Затем хохотнул: «Призрак, что в ту пору бродил по Европе, впрочем, бродит и сейчас», - и не давши Лебедьку опомниться, быстро переменил положение, облокотясь о стол: «Ежели серьёзнее, то, чёрт возьми, вы правы — тоже системная структура и, заметьте себе, кое-каких результатов эта структура добилась за семьдесят лет, причём, не самых худших». Не тут-то было. Герой наш, казалось бы, уже прочно укоренившийся в роли соглашателя и поддакивателя с теми, кто открывал ему тайную изнанку социальных коллизий до сей поры, в этот раз, под влиянием ли водки, а, может, и вовсе из некоего духа противоречия, который он столь долго в себе сдерживал, вдруг заартачился и полез, что называется, в бутылку: «Ага!», - воскликнул он, угрожающе потрясывая прямо перед физиономией Губина вилкой, на которой был надет внушительный кусок говядины: «Не уж-то не видите вы здесь некоего подвоха?», - «Какого подвоха? Вы что спятили?», - опешило светило философии и политологии. «Ничуть!», - торжествовал Владислав Евгеньевич, всё более распаляясь от своей догадки и даже, так сказать, некоторого исторического предвиденья: «А подвох, сударь вы мой, в том, что Система, явившись заказчиком левой идеи, её же и обесценила. Все известные революции либо заканчивались плачевно, либо приводили к такому результату, что даже упоминания о них вызывают у большинства народа кислую мину, дескать, вот к чему приводят подобные идеи. И получается, что Система, сперва выдвинув, а потом, дискредитировав левую идею, просто-напросто упрочила свои позиции, показав на деле, что бунт против неё приводит к ещё более печальным следствиям, чем подчинение ей. Во, как!» — 110 —
|