|
— Для тебя хорошая примета, — и трижды дует, сложив губы трубочкой. — Не забудь: в воскресенье вечером ничего не ешь. Я протаранил Боровичку дорогу. В этот день Володя написал профессору Лебединскому, что мне была сделана операция, и я уже хожу. И что его, Володю, в понедельник тоже оперируют. В понедельник с утра чувствую себя не очень хорошо и вставать не спешу. А после завтрака еле пришел из столовой. Но по палате стараюсь идти так, чтобы Володя ничего не заметил. А то еще расстроится перед операцией. Приходит Нина, отворяет широко дверь, больные ввозят каталку. Боровиков взбирается на нее. Я приглаживаю ему волосы: — Давай, космонавт, потихонечку трогай. Володя улыбается тревожной улыбкой. И вдруг в глазах вспыхивает озорство: — Пан или пропал! Показываю ему кулак. Боровичка увозят, и я снова ложусь. Что-то совсем скис. То и дело поглядываю на часы. Узнать бы, как идет операция. Отчего бы это слабость такая? Может, вчера на радостях лишку переходил?.. Пошел четвертый час, как забрали Володю… Наконец в дверь просовывается красное толстое лицо больного из соседней палаты: — Везут!.. Только встал, направился к двери — приходит Зина. В руках у нее сверкающий никелем бикс. — Куда разогнался? А ну ложись. Ложусь на бок, задираю рубашку, приспускаю штаны. Сестра ставит бикс на стул, наклоняется, повернувшись ко мне спиной. Коротенький халат ползет вверх… Перед глазами — красивые ножки в капроновых чулках, отливающих медью, выше, на бедрах, кожа гладкая, упругая, еще не утратившая загар… Закопошились грешные мыслишки. — Где так загорела? Зина, как укушенная, поворачивается на девяносто градусов. — У-у, бесстыдник! — И погладить не успел. Она, смеясь, стучит кулаком по стулу: — Замолчи, а то получишь! — Зинка-корзинка, сделай побыстрей, Боровичка из операционной уже привезли. — Молчи, бесстыдник, — стрельнула глазищами. — Никуда твой Боровичок не денется. Не ожидала, что ты такой нахал. — Кхе-хе-хе… — Не трясись, — стукнула легонько по плечу. — Заработаешь сегодня. Снимает повязку… и тут же опускает ее на рану. Быстро выходит из палаты. Через минуту возвращается с Арианом Павловичем. Он еще в «кальсонах» — белых штанах — и в бахилах — тряпичных сапогах (экипировка, в которой хирург стоит у операционного стола), на шее висит марлевая маска. Снова снимают повязку, что-то внимательно рассматривают. На ум сразу приходит Витя Медынцев… Настораживаюсь, весь внутренне подбираюсь, точно жду выстрела из засады. Готов к самому плохому. — 50 —
|