|
Когда я думаю о Блюментале, то ещё многого в нём не понимаю. Почему он так поступает: не всегда бывает правдивым со мной. Он сознался, что иногда говорит мне кое-что неправильно, чтобы лучше на меня воздействовать. Так, недавно, встретив на улице, он очень резко упрекал меня в связи со статьёй «Дворец», будто бы я против сборника, что об этом он написал в Индию и т. д. Конечно, услышав это, я был чрезвычайно изумлён и поражён. Как же такая неправда могла исходить от моего ближайшего сотрудника? Позже я выяснил, что в Индию он не писал, и Драудзинь не подтвердила того, что он сказал и т. д. Я был у него дома в Межапарке и сердечно поговорил. Он болеет печенью, и органически не может терпеть противоречий. Конечно, на тактику его поведения повлияло и то, что он многие годы был коммерсантом. Однако у него весьма странный характер. Он кажется пылким, культурным, чутким, но только в тесном, близком сотрудничестве можно познать истинные свойства человека. Сборник статей – ведь это была моя мечта, и две недели я только этим и жил и об этом болел. Моё желание – чтобы он был лучше и культурнее. Наиболее сухими статьями теперь будут те, что связаны с Россией. Но мне нужно было отступить, если я желал, чтобы сборник вышел. Не могу понять, почему нельзя выслушать мысли своего сотрудника, почему нельзя позволить судить о чём-то иначе по тому или иному вопросу? Такого странного сотрудничества, как с Блюменталем и Гаральдом, в моей жизни ещё не было. У Блюменталя возник конфликт с Клизовским. Последний когда-то обращался в русское посольство с просьбой разрешить распространять его книги в России. В связи с тем, что ныне там церковная религия, мол, рушится, её следует заменить научным мировоззрением, и таковое он предлагает в своих трудах. Конечно, он совершил ошибку, и Блюменталю показалось, что Клизовский этим навредил и его «разговорам». Потому Блюменталь однажды на собрании доверительной группы вспыхнул и «открыл своё сердце», то есть начал высказывать упрёки Клизовскому. Конечно, ему следовало поговорить лично с последним, ибо тот просто ничего не понял, и воспринял это так, что Блюменталь поносит Учение. Во-вторых, Блюменталь пригласил Клизовского написать для сборника о мысли, но потом посчитал его авторство неподходящим. Меня всё это удивило, ибо Блюменталь мне сказал, что имя Клизовского вообще не годится для сборника, потому что «мои друзья не смотрят на него хорошо». И здесь возник конфликт. Клизовский написал Блюменталю весьма резкое письмо. Я советовал Блюменталю ответить, сходить к нему домой и сердечно поговорить, но Блюменталь сказал, что он на такое не способен, особенно, если старший член Общества столь резко на него нападает, и пока он не может приходить в старшую группу. Я указал, что все конфликты большей частью основаны на недопонимании или незнании, но в случае выяснения всего они ликвидируются, главное – подойти к другому с кротостью и великодушием. Я его очень просил быть всегда искренним и открытым ко мне, и если он испытывает по отношению ко мне какие-то огорчения или подозрения, пусть немедля говорит, ибо нередко случается, что мы неверно понимаем друг друга, руководствуясь только словами, которыми иногда не можем адекватно выразить, что у нас на душе. — 282 —
|