|
21 марта. Суббота, вечером Вчера поздно вечером я съездил к Стуре, чтобы наконец поговорить по душам. Я столько раз пытался завести с ним разговор о его взаимоотношениях с Обществом, но трудно было начать. Многое теперь мне стало яснее. Я понял, что его напряжённые отношения с членами Общества капля за каплей огорчили его. Отчасти из-за этих несогласий, как он признался мне, он и передал руководство коллегии, ибо «не хотел сидеть за одним столом и ощущать противодействие». Он не хотел влиять своей волей на членов Общества, но хотел, чтобы они в комиссии показали себя в качестве руководителей. Поэтому он пока чувствует себя вынужденным устраниться, чтобы переждать. Взамен Общества он обрёл семью. Ей он отдаётся как дитя. Мечтает о рождении наиболее возвышенного Человека. Два раза в неделю ездит в Даугавпилс, по ночам мало спит, советов, разумеется, не слушает. Так будет ездить, пока жене надо будет работать в школе. Далее – в этом конфликте виноват его необщительный характер, который раньше или позже отталкивает от него. Вчера мне опять пришлось защищать некоторых членов Общества, именно женщин, и как раз тех, которые мне кажутся людьми золотого сердца. Разве это по-человечески – так мыслить и оскорблять в мыслях? Оттого и весь этот бунт против него, особенно в сердцах женщин. Отсюда было так мало сотрудничества. Однако чувствую, что широкий разум Стуре был бы очень необходим Обществу, если бы только он сам хоть немного больше пытался создать гармоничные отношения с членами Общества и отдать свои способности на благо его. Воистину, так много угловатостей и загадок в его характере. Уже несколько дней я мучаюсь с письмом к Н.К. Каждый день заново переписываю. Сегодня я уже решил закончить и вместе с Валковским отослать, когда пришло новое неожиданное счастье – письмо Е.И. Ей стало несколько легче с её болезнью – и уже торопится писать мне. Её слова мне казались словами истинно ангельского существа. В этом – всё сердце женственности. Вот что она пишет как ответ на моё и Валковского письмо: «Родной Рихард Яковлевич, последние дни я немного окрепла и спешу послать Вам весточку. Ваше письмо от 15 февраля, конечно, нашло полный отклик в сердце. Понимаю, как тяжка, как незаменима утрата огненного сердца нашего Феликса Денисовича. Помните, я писала Вам, что считаю Вас духовным наследником Феликса Денисовича, так и продолжаю. Но раз сам Феликс Денисович указал на Карла Ивановича как на своего заместителя, то Общество поступило правильно, избрав его. Он очень старался, но натура его иная». Далее, Стуре писал, что он погрузился в личное счастье, упоминал несколько отличнейших членов Общества. Е.И. поняла, что Стуре пока воздержится от внутренней деятельности Общества. Быть может, так и лучше, ибо в связи с современной битвой нежелательно, чтобы в общественных кругах распространились слухи о каком-то расколе. И в письмах Иогансон она не ощутила твёрдости и ответственности. «Так, родной Рихард Яковлевич, действуйте так, как Вам подскажет сердце. Посылаю Вам семь Знаков, передайте их тем, кому думаете. Знак есть особое доверие, означающее, что Владыка признаёт их достойными быть воинами, сражающимися в рядах Легионов Света. Также укажите им на слова в "Криптограммах". Буцену, Зильберсдорфу и Клизовскому я перешлю эти знаки в моих письмах к ним, ибо боюсь утяжелить письмо таким количеством. Должна также сказать Вам, что День Владыки мы празднуем 24-го Марта. Это число полно глубокого эзотерического значения. Число это близко ко дню ухода нашего незабвенного Феликса Денисовича. Как и в прошлом году, прошу Вас, родной Рихард Яковлевич, положить к портрету Феликса Денисовича и мой цветок... Может быть, оттуда позаимствуете на покупку фризий и ко Дню Владыки... Так, родные наши, не бойтесь ничего. Пусть девиз Ваш будет: "Не убоимся!" Ничто и никто не тронет того, кто в сердце своём носит Великое Изображение. Но битва, испытание и преодоление опасностей необходимы для восхождения на следующую ступень. Мы это знаем и потому сражаемся мечом духа. Трудности в жизни неизбежны, но когда мы знаем, Чей Щит над нами, то все они обращаются в достижения... Перед отсылкою этого письма ещё раз прочла Ваше письмо и письмо Карла Оттоновича и должна сказать, что остро почувствовала голод и скорбь сердец Ваших и потому спешу оговориться – ни в коем случае мы не хотим идти против желания членов Общества и, конечно, не будем настаивать на переизбрании Карла Ивановича. Впрочем, может быть, сам он снимет свою кандидатуру? А может быть, возьмёт отпуск на год?..» И ещё чудные слова о Валковском, об Элле. — 145 —
|