|
Голос Каляева звенел от внутреннего напряжения. Вологодов прикоснулся к его плечу и мягко улыбнулся: – Спокойнее, Ваня, спокойнее. – Я спокоен. – Это… Это чудовищно, – с трудом выговорил Федор Иванович. – Там же погибло около полутора тысяч! – Уже сосчитали? – поинтересовался Василий Иванович. – Конечно, пока в общих чертах, только опознанных. – А что же с неопознанными? – Неопознанных невозможно внести в списки, уважаемый Василий Иванович. Сами понимаете, сложность и… неопределенность. Их похоронят в братской могиле. Но всех – в гробах и с отпеванием. И все, заметьте, за счет казны. Представляете, какая трата… – Что для народа – утрата, для властей всегда только трата, – невесело усмехнулся Роман Трифонович. – О, великий и могучий русский язык! – Государь не был сегодня на кладбище? – спросил Немирович-Данченко. – Сегодня согласно высочайше утвержденному расписанию – церковный парад. Почему вы спрашиваете, был ли государь на кладбище? Никакого кладбища в расписании нет. Федор Иванович уже начал нервничать и заметно злиться. Василий Иванович пожал плечами. – Я – корреспондент. Мне статью писать. – Прощения прошу, нервы. – Генерал вздохнул. – Встретили, как постороннего врага. – Слава Богу, хоть не внутреннего, – усмехнулся Хомяков. – Да будет тебе, право. Ну, сам посуди, как я был занят. Сегодня – церковный парад. Вечером – бал московского дворянства. Завтра, в среду, – день кончины государыни императрицы Марии Александровны, в связи с чем Их Величества отъедут в Сергиеву Лавру. А послезавтра – большой бал в Александровском зале Кремлевского дворца. Ты только представь объем моей ответственности. – И впрямь кладбище никуда не влезает, – серьезно сказал Роман Трифонович. – Вот ведь какая оказия. – …из-за чего я, собственно, и зашел. – Федор Иванович решительно проигнорировал хомяковское замечание. – Я принес три пригласительных билета на бал в Александровском зале. Но, кажется, не ко времени. Надежда очень напугана? – Напугана? – спросила Варвара, появившись в дверях. – Что ты, братец. Она произнесла сегодня целых три слова. – Что она сказала? – живо откликнулся Хомяков. – Все то же. «Я устала, устала, устала.» – Варя села к столу. – Я, признаться, тоже устала. Счастье, что вернулась Грапа. – Что прикажете? – спросил Зализо. – Бульон, суп-кресси… – Только чаю. Есть «Черный лянсин»? Покрепче, Евстафий Селиверстович. — 356 —
|