|
– Вероятно, у каждой девушки по-разному. – А влюбленность и любовь – различные понятия? – Мне кажется, что противоположные. Женщина способна влюбляться множество раз, но любить – только одного. На всю жизнь. К несчастью, очень многие путают эти состояния, и отсюда исходят все женские трагедии. – А ты любишь нашего Ваню? – Очень. – Какая же ты счастливая!.. – с откровенной завистью вздохнула Наденька. И наступило молчание. Длинное-длинное… – Нет, – вдруг тихо сказала Леночка и тут же вышла… «Леночка призналась, что очень любила Ивана, и при этом считала себя несчастной, – думала Надя. – А потом вообще сбежала. Сбежала накануне свадьбы с любимым человеком. Но почему же, почему?..» Наденька изо всех сил пыталась спастись бессонницей ночью и почти спокойно спала днем. Когда преданная Грапа держала ее за руку. Глава одиннадцатая1На Ваганьково кладбище выехали заведомо рано, в девять утра, потому что не знали, когда начнется отпевание в церкви. Однако народу оказалось там уже много, и он все шел и шел. – Неужто столько родственников? – поразился Хомяков, не представлявший размаха московской трагедии. – Соседей прибавь, друзей, знакомых, – сказал Немирович-Данченко, сменивший американский клетчатый пиджак на темный костюм. – Заодно и студентов не забудь, да и просто восчувствовавших, что значит Ходынка для России. Смотри, сколько их. Спешивший на кладбище народ был в массе своей бедным. Мастеровые, приказчики, мелкие торговцы, дворовая прислуга, мещане, артельщики, разнорабочие, разносчики, многочисленная рать не имеющих постоянной работы и перебивавшихся случайной поденкой. Шли молча, группами по пять – десять человек, и все – в темном. Темная эта масса в жаркое солнечное утро выглядела не столько угнетающе, сколько строго. Настолько, что даже чины многочисленной полиции старались говорить вполголоса. – Не напирайте, не напирайте. По два человека, по два человека. Всех пропустим, всех… Венков не было. Были цветы. Скромненькие букетики в женских руках. Исключение составлял Ваня с огромным букетом белых роз. Он ощущал свою исключительность, хмурился и невольно злился на Хомякова, распорядившегося доставить этот букет в особняк. Они терпеливо отстояли очередь – в Москве был негласный День равенства, и никто не осмеливался его нарушать, – пока не попали на само кладбище, где люди, едва войдя, разбивались на два потока. Направо – к гробам с еще неопознанными покойниками, и прямо – к церкви. — 351 —
|