|
Государь в форме гренадерского Екатеринославского Императора Александра Третьего полка принял рапорт главного начальника войск великого князя Владимира Александровича, поздоровался со встречающими и обошел фронт почетного караула. Оркестр заиграл гимн, и церемониал встречи был закончен. А дождь продолжал идти, и императорская чета отбыла в Петровский дворец в закрытой карете, на запятках которой стоял до костей промокший лейб-казак. Офицерский конвой, блеск которого тоже слегка полинял под беспрерывным дождем, сопровождал карету от Брестского вокзала до путевого Петровского дворца. Молодые люди дружно вздохнули. Впервые с того момента, когда Вологодов деликатно повернул ключ в дверях. – Красота-то какая! – восторженно сказала Феничка. – Нарядные все такие. – Знаете, я ощутила почти священный трепет, – призналась Наденька. – От лицезрения первых особ государства Российского? – улыбнулся Каляев. – Это же – сама история. Олицетворение истории. – Это всего-навсего немецкие курфюрсты, дорвавшиеся до русского престола. – Ну как же можно так говорить, Ваня? – А что для вас история, Надежда Ивановна? Перечень знаменательных дат? Героические биографии выдающихся личностей? Запас знаний, почерпнутых из учебника? Может быть, кафтаны, опашни, горлатные шапки да гридни с серебяными топориками? – А для вас, Иван Платонович? – сухо спросила Надя. – История – душа народа. Дух его, как утверждал Гегель. Дух, а не форма. А у нас – форма, но уж никак не дух. В таком выражении история делается безнравственной, Надежда Ивановна. Безнравственной, лживой и мертвой. – Вы переполнены злым и фальшивым революционным пафосом, господин Каляев, – сухо отпарировала Надежда, неожиданно горделиво вскинув подбородок. – В конце концов, это наша история. Наша. – Наша история – дворянское сочинение. – Каляев покраснел, как помидор, но не сдавался. – Ее переписывали, переписывают и будут переписывать в угоду правящему классу. – История – прежде всего наука. – Только не в России, Надежда Ивановна, только не в России, забудьте об этом. Может быть, где-то, у кого-то – не исключаю, хотя и в этом не уверен. Но у нас она – до сей поры искусство, как у древних греков. Разница лишь в том, что они об этом говорили откровенно, вспомните музу Клио. Какая еще наука имеет музу-покровительницу? Только одна. История. – Каляев неожиданно мягко улыбнулся. – Извините меня, но вам снятся волшебные сны. — 282 —
|