Представители волостей России были размещены в театре Корша – любимом театре москвичей. Повсюду, даже в гардеробе одна к одной стояли простые железные койки, застеленные байковыми солдатскими одеялами. А столовая размещалась в зрительном зале: волостных старшин кормили бесплатно два раза в день обедом из двух блюд, к которому полагался стакан водки, а пива и чаю – сколько душа запросит. Степенные, аккуратные мужики сидели все вместе, плечом к плечу – вятские и таврические, иркутские и смоленские, русские и нерусские: черноусые причерноморские греки, рыжеватые, крепкие – один в один, как желуди, – немцы, рослые латыши и литовцы, светловолосые худощавые белорусы, поляки и русины, болгары и сербы, румыны, венгры, молдаване. Здесь были те из подданных России, кто исповедовал христианство: представители иных конфессий размещались отдельно. – Хлеб да соль! – сказал Василий Иванович, поклонившись общему столу. – Сделайте милость откушать с нами, господа хорошие. Дружно потеснились, сдвигая оловянные миски. Кто-то помоложе мигом принес чистые приборы для незваных гостей. – Ласкава просимо! – пригласил старый, заросший белой до желтизны бородой белорус. – Здесь следует слушать, – тихо объяснил Наденьке бывалый корреспондент. – Отвечать, только если спросят. Им тут же наложили по полной миске густых щей, поднесли по стакану водки. От водки молодежь, поблагодарив, отказалась, а Немирович-Данченко со вкусом употребил свою порцию в два приема. На них деликатно не обращали внимания, чтобы не смущать, продолжая степенный хозяйственный разговор. – Три десятины, а маю с них четырех коней, трех коров, овец десятка два. – И все – с трех десятин? – Да вот-те крест! – Да что ж за земля у вас такая? – А такая, что хоть на хлебушек ее мажь. При деде родила, при отце родила, при мне родит и при внуках моих родить будет. – Чудеса прямо! У меня – я сам вятский буду – восемь десятин наделу, а боле одного коня да коровки поднять не могу. – Надо правильный севооборот, – с немецким акцентом сказали через стол. – Земля отдыхать должна. Хлеб убрал, клевер посеял. А еще можно – горох или люпин. – Чего? – Цветок такой. Синий. Земле хорошо помогает. Потом скосишь, скотине скормишь. – Скотину цветком не накормишь… – Барышня, – вдруг, собравшись с духом, обратился к Наде немолодой рослый мужик. – Очень извиняюсь, конечно. Мир наказал блюдо резное для государя императора купить. Девятьсот шестьдесят восемь рубликов собрали. Вы, по всему видать, благородная, магазины знаете. А я в Москве как в звонком лесу, ей-Богу! – Мужик широко перекрестился. – Одни дятлы кругом стучат. — 278 —
|