|
– Господин офицер, я и сам думаю, куда? Темень наша непролазная… Может, вы б чего подсказали? – Какая ж ты темень, – ответил ротмистр, – вон и говоришь по-людски, и не как индюк. Новобранцы у меня, как индюки, – блю-блю, а понять ничего не поймешь. – А я с людишками внутри себя привык говорить – когда внутри говоришь, складно выходит, только спешить не надо. Отстоится – загустеет, дельно пойдет. – Вот-вот, это как раз по-индюшачьи: «отстоится, загустеет, пойдет». Ну, что это такое? Про что? – Про то, господин офицер, что молоко, отстоямшись, загустеет в сливку, а с нее сметана. Слова – так же. – Так и говори… Ну, о чем хотел посоветоваться? – О том, что мне с достатком делать? – Заводишко открой… Смолу кури или купи кузню. – Людишки на меня озлобятся. У нас тех, кто скакает из гумна в хоромы, не любят. Так-то я тихой, кривой к тому. А купи заводишко или трактир открой – плювать вослед станут: мироед! – На всякий чих не наздравствуешься, Ульян. В мире силу ценят. Будешь сильным – пусть ненавидят и за спиной от ненависти кровью харкают, в глаза все равно улыбаться станут и шапку драть. – Это у кого кровь есть чужая, тому можно. А я тутошний, мне из себя труса не выцедить… Компаньона бы мне, – сказал Ульян и осторожно глянул на ротмистра. – Вроде как я нанялся приказчиком и все это не мое. – Платить компаньону сколько будешь? – Договориться можно. – Не тяни. Это как мужика подряжать в саду работать: «Сколько платить?» – «Сколько дадите». – «Тьфу! Работа ж твоя! Почем ценишь?» – «Сколько дадите». Так я копейку давал. И гнал взашей. «Когда, – говорю, – цену надумаешь – приходи!» – От оборота пять процентов, господин офицер. – А оборот каков? Рупь целковый? – Да я полагаю, что пятьсот рублев на год я вам откладывать могу. – Откладывать? Голубь мой, я ж не мужик! Мне деньги нужны для того, чтобы жить. Я на фронт иду, а не на охоту. Присылай ко мне пятьсот рублей в год и зови старосту: напишу прошение. Трактир? Или завод? – А вы напишите, дескать, Ульян Гаврилов Калганов мой приказчик и поручаю ему открывать дела по собственному усмотрению. И все. – Нет, я еще допишу про пятьсот рублей. – Господин офицер, а ну вы с войны-то вернетесь и у меня все добро оттягаете? – Давай сейчас тысячу, и я отпишу, что получил взаймы от тебя деньги и никаких претензий в будущем не имею… В двадцатом году Ульяна реквизовали. А вскоре из тайги вышел Тарыкин – левый рукав пустой, засунут в карман френча. Месяц он отлеживался у Калганова на сеновале и ел картошку с салом. Потом как-то под вечер спросил: — 182 —
|