|
Будников. С Разумовскими не были знакомы? Пожамчи. Никогда. Будников. С Юсуповыми-Эльстонами? Пожамчи. Да, господи! Будников. С Воронцовым? Пожамчи. Нет. Будников. С Львовым? Пожамчи. Нет, Владимир Петрович. Будников. Значит, Воронцов лжет? Пожамчи. Какой Воронцов? Будников. Виктор Витальевич. Пожамчи. А где он? Будников. Вы с ним были знакомы или нет? Пожамчи. Нет. Будников. И не виделись? Пожамчи. Нет. Будников. Тогда позвольте спросить: с кем вы провели вечер в Ревеле в кабачке «Золотая крона» восемнадцатого марта этого года? Пожамчи. Я? Будников. Вы. Пожамчи. А я не помню, где проводил вечер восемнадцатого марта в Ревеле… Будников. Полно врать-то, Пожамчи. Идите в камеру и не удивляйтесь, если встретите в камере кого-нибудь из своих ревельских знакомых. Пожамчи поднялся со стула и закричал: – Только с ним не сажайте! Молю! Не могу я на него смотреть, на изверга! Не могу-у-у! Будников не ждал такой реакции: сказал он про знакомых на всякий случай, ожидая, что Пожамчи начнет вертляво и осторожно интересоваться, кто именно может быть с ним в камере, назовет, возможно, фамилии, к этим фамилиям можно будет позже приглядеться и серьезно подготовиться, основываясь на этой зацепке, к следующему допросу. – Тогда вот вам ручка и пишите мне все про него, – сказал Будников, заставив себя зевнуть и всем своим видом показать полнейшую свою незаинтересованность, – а я пока распоряжусь, чтобы его перевели в другую камеру… Через два часа Пожамчи кончил давать показания о Воронцове: и о ключах для сейфа, и о предполагаемом налете, и о том, что белоэмигрантам нужно золото для борьбы с Советами, золото, а не бумаги. Во время облавы на Гохран и повального обыска всех выходивших из здания служащих у Шелехеса найдено ничего не было. Не дал результатов продолжительный обыск у него дома. Когда чекисты приехали на его дачу, то руководящий обыском Мартирос Арутюнов только присвистнул – дача стояла на участке величиной два гектара. А дома ничего найдено не было, и перекапывать надо было два гектара, не меньше. – На каком основании я арестован? – спросил Шелехес. – Я заявляю категорический протест и отказываюсь давать показания до тех пор, пока сюда не будут приглашены представители Наркомюста и республиканской прокуратуры. Несмотря на уличающие показания Газаряна, признание Левицкого в получении от Шелехеса бриллиантов, несмотря на предъявленных к опознанию кукол, отправленные в Ревель мифическому племяннику Огюсту, Шелехес на все вопросы отвечал либо молчанием, либо полным отрицанием своей вины. — 177 —
|