|
– Я вас очень внимательно слушаю и готов слушать дальше, но просил бы вас не спекулировать именами братьев. – Упоминание не есть спекуляция. – Так, как это делаете вы, – чистейшей воды спекуляция, и это не понравится трибуналу, вы уж поверьте. – Значит, несмотря на отсутствие улик, вы решитесь меня вывести на трибунал? – Неужели вы думаете, что вас будут судить без улик? – Какая же это откровенность: пугаете меня будущими уликами, а сейчас о них молчите… Ничего себе товарищи у Федора! – Кто для вас дороже: братья или родина? – Это несоизмеримые понятия. – Какое больше? – И мерить это нельзя, у человека ведь помимо разума есть сердце. – Как вы думаете, если я подобный вопрос задам Федору, он сможет ответить? – Не знаю. Они – иные. Они бы, верно, ответили, что им революция дороже, чем брат. – Верно. Они скажут так. Слушайте, Яков Савельевич, я сейчас нарушаю все законы… Слушайте меня внимательно: скажите мне, где ваши драгоценности, и мы сделаем все, чтобы сохранить вам жизнь. Поймите, на эти треклятые камушки мы должны покупать хлеб для умирающих детей. Вы ж сами отец… Пожалуйста, поймите меня и помогите мне помочь вам… У нас на вас есть улики, понадобится – будут еще. Поэтому если вы скажете – ну хоть не под протокол, а так, – где все это взять, ей-богу, я буду стараться как-то смягчить дело. Иначе – я вас пугать не хочу – трудно мне будет, даже ради Феди, помочь вам. – Это шантаж, гражданин Бокий, – сказал Шелехес после недолгого раздумья, – и я поставлю об этом в известность и ваше начальство, и трибунал! Бокий отвалился на спинку стула, как от сильного удара, потом медленно поднялся и, сутулясь, вышел из кабинета, только у двери остановился и как-то недоумевающе посмотрел на Шелехеса. Ожидающий его Будников спросил: – Ну, как? Вышло? Бокий, не отвечая ему, устало махнул рукой и пошел к себе. В приемной его ждал секретарь Уншлихта. – От Владимира Ильича, – сказал он, передавая телефонограмму. – Просили сообщить о причинах ареста Шелехеса Якова Савельевича и спрашивали, возможно ли его освобождение до суда на поруки партийных товарищей или перевод из мест заключения ВЧК в Бутырскую тюрьму. Бокий взял ручку и написал ответ – быстро, без исправлений, словно он давно ждал такого запроса: «т. Уншлихт! Шелехес Я. С. арестован по делу Гохрана и обвиняется в хищениях ценностей. Освобождение до суда по ходу следствия не нахожу возможным. Также считаю необходимым содержать его во внутренней тюрьме ВЧК. — 179 —
|