|
В тот день я уходила, а он стоял боком к зеркалу, засунув руки глубоко в карманы куртки, и говорил: — Что может быть сказано, должно быть сказано, об остальном следует молчать. Шестой тезис Витгенштейна. И я сделала вид, что не понимаю, о чем речь. Итак, я отвернулась и лизнула известку. Кальция, что ли, не хватает? А он стал задавать вопросы Соньке. От каждого вопроса шерсть у меня вставала дыбом. — Соня, — сказал он, — вы с Мартой давно здесь живете? — Всегда, — подумала я и сказала она. — А где твои родители? Я отключилась. Лучше, если она скажет сама. Так будет точнее. Зря, конечно. Она заплакала, несчастное дитя, и стала повторять: — Не знаю, не помню. Я их помню, а где они и почему я здесь — не помню, не знаю. Я вышла на крыльцо. На светлом ночном небе черные стрелы чертили простейшие геометрические фигуры. Квадрат, треугольник, круг. Квадрат, треугольник, круг. О, вот конус появился. Но тут же дрогнул и погас, незавершенный. От первого квадрата отделилась стрела и направленно пошла вниз. Я прижалась к стене. Стрела мягко вошла в землю, и земля стала набухать водой. Потом полез зеленый горошек, оплетая перила крыльца, зацветая, отцветая, выбрасывая стручки, которые тут же созревали и лопались. Я оборвала стебли зубами и все затоптала. Очень надо. Огородники чертовы. Хотя грех жаловаться, мне-то вообще со всем этим очень повезло, нашла же я эту дыру между временем и временем (Гай Юлий, так можно сказать, — «между временем и временем»?), обустроила ее, и все стало так, как я хотела, а стрелы с неба можно и потерпеть. Я всегда успеваю увернуться, а Соньке, по правде говоря, вообще ничего не грозит, хотя она об этом и не подозревает. Самое трудное было — вытащить его сюда, провести по этой дороге. Большая все-таки удача. Но не добыча. Он никогда не будет ничьей добычей, а то, что он пошел по этой дороге — так это потому только, что увидел в холсте и надписи знак, а не приказ. «Ну, ладно, — сказала мне третья, не я, Марта, и не Сонька, а та невидимая третья, которая нас объединяет, — тогда зачем все это, зачем я затеяла этот зоологический маскарад — для того, чтобы самой умной оказалась какая-то собака?» «Какая-то! — возмутилась я. — Ничего себе, заявочки! Не какая-то, а единственная в мире собака, а вы все только люди и все — как Сонька — инфантильные, маленькие, ничего не соображающие. А я — собака, у меня нюх, и я чувствую кое-что из того, что вам и не снилось. Когда-то давно Гай Юлий сказал мне, что не знает, что случится завтра, а тем более через год. Теперь будет знать. Он будет читать книжки и разговаривать со мной. Не с Сонькой же ему разговаривать. А больше здесь никого нет». — 241 —
|