—Как он смотрел на тебя, carajo! Годы спустя, когда я расспрашивала его об этом эпизоде, мне было сказано, что это был явный знак того, что я «все еще плачу по счетам». Когда мы припарковались перед домом моих родителей, Карлос прекратил свои подшучивания и стал очень серьезным. Он рассказал в красках жуткую историю убийства человека гарротой[25] во время государственной службы. Это случилось еще до встречи с доном Хуаном, когда Карлос долгое время брал уроки у пожилого японского генерала, который учил его искусству выжидания, определения возможности нанесения смертельного удара за доли секунды. —Он скончался у меня на руках. Учитель умер безупречно, подобно воину, но у него была карма, поэтому он не мог войти в пространство магов. Единственный раз я услышала, что Карлос упоминает карму. —Позже, когда я встретил дона Хуана, я сказал ему, что у меня есть страшная тайна — ужасная, отвратительная, и я никогда никому в ней не признавался. Я был учеником дона Хуана уже в течение многих лет, прежде чем я нашел в себе мужество сказать об этом кошмаре. «Скажи мне, estupido, — спросил дон Хуан, — что может быть плохим вообще? А? Поэтому ты всегда такой тяжелый, такой pesado? Почему я должен встать на голову, чтобы сдвинуть тебя хоть на дюйм? Что это за ужасная вещь, которую ты сделал?» — «Я убивал людей, дон Хуан. Много людей». — «Всего-то!? Ты убивал людей? Camjo[26], Карлос, ты убивал человекообразных. И это то, чего ты так стыдишься? Убийство нескольких обезьян? Поверь мне, их всегда так много, что найдется тот, кто займет их место. И ты изнуряешь себя этим „великим секретом»? Que сопо?» Сначала я ужаснулся этой холодности... Этой чудовищной жестокости! А затем я почувствовал, что тяжелое бремя, моя тяжкая ноша, свалилась с меня. Он заставил меня увидеть свою незначительность. Я был таким важным в собственных глазах, а свою вину я считал такой всеобъемлющей! В действительности же мои действия ничего не означали. Приматы — это мы все, моя радость, если только мы не совершаем рывок и не становимся волшебными существами, какими мы и должны быть. Там наверху, — он указал в небо, — там истинные приключения. Не здесь, среди приматов. Мы сгораем ярко, в одно мгновение — да, но мы ничто перед лицом Бесконечности. Ты — искра. Искра в дри-минге. Путь воина — это присоединение к Бесконечности. Знаешь, всякий раз, когда я приезжаю в новый город, я иду выговориться к исповеднику. Это не имеет никакого отношения к религии или Богу — я исповедуюсь, чтобы очистить свой дух, обратиться к самому себе. Я сидела молча и, пряча слезы, закрывала лицо руками. — 73 —
|