Паразиты сознания

— Сегодня вам не надо ничего пить. Вы сами поймете, почему. Нужно, чтобы у нас обоих была ясная голова.

Он удивленно взглянул на меня.

— Что случилось? По-моему, вы говорили, что вас ничто не беспокоит.

— Я должен был так сказать. То, что я намерен вам сообщить, нужно пока держать в тайне.

— Ну, если дело обстоит так, — улыбаясь, ска­зал он, — то, наверное, надо посмотреть, не спрята­ны ли под столом микрофоны.

Я ответил, что в этом нет нужды, потому что кто бы нас ни подслушивал, он не поверит тому, что я собираюсь сказать. Похоже, Райх был несколько озадачен, поэтому я начал так:

— Как по-вашему, я выгляжу вполне нормаль­ным?

— Конечно!

— А если я скажу, что не пройдет и полчаса, как вы подумаете, не сошел ли я с ума?

— Ради Бога, выкладывайте! — сказал он. — Я знаю, что вы не сумасшедший. В чем дело? Уж не пришла ли вам в голову какая-нибудь новая мысль по поводу нашего подземного города?

Я отрицательно покачал головой и, видя, что он уже совсем сбит с толку, сообщил, что весь день чи­тал заметки Карела Вейсмана.

— Мне кажется, я понял, почему он покончил с собой, — сказал я.

— Почему?

— Лучше всего, если вы прочтете сами. Он все объяснил лучше, чем мог бы сделать я. Но главное состоит вот в чем. Я не верю, что он сошел с ума. Это было не самоубийство, а скорее убийство.

Говоря это, я опасался, что он сочтет сумасшед­шим меня, и старался держаться как можно спокой­нее и выглядеть совершенно нормальным. Но я с облегчением заметил, что такая мысль ему и голову не пришла. Он сказал только:

— Послушайте, если вы не против, давайте все-таки чего-нибудь выпьем. Я чувствую, что мне это необходимо.

Мы заказали полбутылки «Нюи Сен-Жорж» и распили его. Потом я изложил ему, насколько мог обстоятельно, теорию Вейсмана про паразитов соз­нания. Для начала я напомнил ему о том, что сам испытал на городской стене Кара-тепе, и о нашем разговоре по этому поводу. Еще не успев закончить, я почувствовал, что мое уважение и доверие к Райху удвоились. Он вполне мог сделать вид, что прекрас­но меня понимает, а потом, как только мы расста­немся, послать за санитарами со смирительной рубашкой: мои слова не могли не показаться ему вполне сумасбродными. Однако он понял — я прочел в бумагах Вейсмана нечто такое, что меня убедило. И он готов был поверить сам.

Когда мы возвращались ко мне после ужина, меня снова охватило чувство нереальности происходящего. Если я прав, то разговор, который мы толь­ко что начали, имеет колоссальное значение для истории всего человечества. И вот в то же самое время мы, двое самых обычных людей, спешим ук­рыться в номере, чтобы отделаться от толстых пре­успевающих дельцов, которые рвутся представить нам своих супруг. Все это выглядело слишком обыч­но, слишком тривиально. Я взглянул вслед громад­ной фигуре Вольфганга Райха, поднимавшегося впереди меня по лестнице, и подумал, действитель­но ли он поверил той фантастической истории, кото­рую я ему только что рассказал. Я прекрасно понимал — от того, поверит ли он, во многом зави­сит, сохраню ли я рассудок.