|
разрушающих его реальность экспериментов своего требовательного учителя. Когда я писал "Путешествие Кастанеды", я попытался добиться от Барбары каких-либо комментариев, но она предпочла ничего не отвечать, посчитав мои расспросы очередной невежественной попыткой унизить человека, по отношению к которому она испытывала не только глубокую благодарность, но и восхищение и дружескую привязанность. Внешне это выглядело типичной нерасположенностью ко мне приверженцев Кастанеды и не показалось мне удивительным. Что действительно стало для меня сюрпризом, так это резкая перемена настроения Барбары после того, как она прочла "Путешествие Кастанеды", в котором с облегчением обнаружила более или менее сочувственное отношение к своему другу, но была поражена некоторыми убедительными свидетельствами того, что плоскость реальности, в которой он работал, сильно отличалась от привычного образа действий, в результате которых обычно возникают полевые наблюдения. Она написала мне, предложив обменяться мнениями по этим вопросам. Прошел целый год, прежде чем мы смогли встретиться. Эта задержка связана не с важностью моей персоны, но, как я предполагаю, с теми затруднениями, которые испытывала Барбара после внезапных изменений в столь важных для нее дружеских отношениях, и с теми попытками примирить личные привязанности с профессиональным долгом, которые выпали на ее долю в этот период. Что делать человеку, когда его коллега и уважаемый друг вдруг оказывается фальсификатором? Очень легко было бы занять крайние позиции: упрямо утверждать достоверность существования Дона Хуана или злобно забросать Кастанеду гнилыми помидорами. Однако проницательные и смелые люди способны спокойно рассмотреть все противоречия, взвесить личный и социальный урон с позиции частных и общественных ценностей, и лишь затем решить, стоит ли вступать ли в конфликт. Подобно Полу Ризману, Барбара Майерхофф стала одной из немногих поклонников Кастанеды, продемонстрировавших безупречное равновесие при пересечении моста пересмотра своих прошлых взглядов и переоценки Лже-Ученика, не сорвавшись при этом в бездну эмоциональной беспорядочности, в которой их разодрали бы ягуары негодования или проглотили бы анаконды сверхрационализма. Приведенное ниже интервью представляет собой сокращенную редакцию двух наших продолжительных бесед. За исключением незначительных перестановок, темы обсуждения сменялись в описанном порядке. Как свойственно устной беседе, мы оба называли Кастанеду "Карлосом", хотя конечно же, речь шла в основном о — 30 —
|