Прикладная метафизика

Ответить на все вопросы сейчас не представляется возможным — требуется еще множество исследовательских усилий и, прежде всего, совершенствование вампирической оптики как метафизического инструмента. Но осуществить предварительный экскурс можно, оттолкнувшись от фигуры Ницше. В работе «К генеалогии морали» Ницше вводит понятие ressentiment, оказавшееся едва ли не самым плодотворным в наследии великого мыслителя[43].

В кратком изложении суть дела выглядит следующим образом. Формирование европейской цивилизации сопровождается вымиранием «господина», для определения которого Ницше вводит несколько пробных терминов: «благородный», «Ubermensch», «свободный ум», «человек прямой чувственности» и др. На смену приходит одомашненный, «изморалившийся» персонаж, человек рессентимента, по своему экзистенциальному проекту не имеющий почти ничего общего с благородным господином[44]. Результатом этой грандиозной перемены стала психологизация экзистенции, или формирование вторичной, отраженной реактивной чувственности.

Прямая чувственность есть калейдоскоп чистых состояний души, где гнев, ликование, скорбь или ярость являются эталонами однородных, насыщенных аффектов. Состояния не наслаиваются друг на друга, а последовательно предъявляются к проживанию и, что для нас самое важное, не вступают в смешение: не образуют химер. Раскладка прямой чувственности господина характеризуется единством воли и желания в каждом отдельном модусе бытия. Интенсивность, простота и бесстрашие суть главные модальности чистого кристалла души. Ressentiment знаменуется преобладанием вторичного, реактивного строя аффектов и вялотекущей реакцией взаимодействия (лучше будет сказать «взаиморазъедания» автономных модусов бытия, в результате чего образуются многочисленные контаминации, исследованием которых и занимается психология во всех ее ипостасях. Возникают зависть, злорадство, раздражительность, робость и еще великое множество сложных промежуточных состояний, для описания которых литература не жалеет произведений: сама художественная литература становится регистрацией рессентимента по преимуществу.

Для описания химер и разоблачения подмен не жалеет эпитетов и Ницше: тут и «малодушие, выдающее себя за кротость», и «бессилие, пытающееся перелгать себя в сострадание» — словом, весь парад христианских добродетелей. Происходящий массовый синтез химер расценивается преимущественно как фальсификация и измельчание, хотя Ницше и признает, что «лишь теперь человек становится интересным животным». Немудрено: ведь речь как раз идет о зарождении сферы psyche, о возникновении психологии как персонологии, перенесенной затем и на психологию отдельных способностей[45]. В зависимости от точки зрения можно сказать, что человек становится «духовно богаче», а можно расценить процесс как захламление чулана: если чулан заставить всякой рухлядью, он несомненно окажется более содержательным и наполненным, т. е. окажется «богаче» — но богаче всякой дрянью. Именно такова позиция Ницше в отношении к рессентименту.