|
Он страшно боялся подавиться мелкими костями, по этой же причине он никогда не ел рыбу. В эти годы, последние военные и сразу после войны, я особенно сблизилась с Семеном Исидоровичем. Чуть не каждый день бегала к ним, стараясь чем-то помочь и просто быть ближе в эти трудные дни. Помню вечер 8 мая. Мы сидели, не зажигая огня, и с минуты на минуту ждали объявления конца войны. Вдруг начали объявлять очередной салют. Семен Исидорович даже вскочил с места и напряженно ждал — «...За освобождение Праги». Помню его разочарованное лицо. В эти годы я шла к Семену Исидоровичу со всеми своими горестями и радостями, с самым сокровенным. И как бы он ни был занят, всегда выслушивал меня с нежным вниманием, советовал, как поступить. С моим отцом у них был заветный день, как помню, среда, в который они всегда встречались и проводили вместе вечер, по очереди то в одном, то в другом доме. Это были их интимные дружеские встречи, хотя наши семьи были тоже близки между собой». 4. Рассказ давнего пациента СИ. Консторума — музыканта и шахматного этюдиста Алексея Мефодиевича Беленького (1905-1984). По просьбе покойного доцента Юрия Константиновича Тарасова, известного психотерапевта, психоаналитика, хорошо знавшего Семена Исидоровича и многих его пациентов, я психотерапевтически помогал Алексею Мефодиевичу последние десять лет его жизни. Это был милый, застенчиво-отрешенный, нерешительный, медлительный, погрязающий в ипохондрических и нравственных сомнениях, светлый душой обрусевший украинец. Он так неимоверно стеснялся — боялся, что соседи в коммунальной квартире услышат что-нибудь, когда он будет в туалете, что нередко уходил в туалет на ближайший вокзал. В Европе до Второй мировой войны успешно выступал как пианист. После войны ему крепко влетело от сварливой соседки, когда ее маленькая девочка, с которой он сдружился и занимался ее духовным развитием в своей комнате, вдруг заговорила по-французски. Он не мог без благоговейного волнения вспоминать о Семене Исидоровиче, и я по крохам записывал за ним. От родственников Семена Исидоровича знаю, что под era началом во время Первой мировой войны в санитарном поезде № 190 служил санитаром молоденький Александр Вертинский. Он подарил в ту пору Консторуму свою фотографию с восторженной актерской позой и надписью на обороте: «Своему любимому Докторчику — Пьеро». Она сохранилась и доныне. Когда знаменитый Вертинский в конце Второй мировой войны вернулся после эмиграции на Родину и стал давать свои концерты, Семену Исидоровичу очень захотелось с ним увидеться, и он попросил Беленького поехать вместе с ним, так как очень волновался перед этой встречей. «Вертинский, — рассказывал Беленький, — принял нас перед концертом холодно и очень кратко. Пожал нам руки, и я заметил, что у него в руке что-то хищное. Семен Исидорович долго переживал эту надменную холодность, безразличие к нему Вертинского». — 514 —
|