|
* В блестяще выписанном Ганнушкиным психастеническом самоанализе, являющемся по существу сцеплением тягостных, подробных, тревожных сомнений по поводу своего физического благополучия или межличностных отношений (этические сомнения), выразительно проглядывает позже открытая И.П. Павловым «второсигнальность», «мыс-лительность» болезненных переживаний психастеника. Таким образом, одной из основных черт психастеника (наряду с крайней нерешительностью и боязливостью) Ганнушкин считает наклонность к сомнениям, но не к навязчи-востям*. Тем не менее при жизни Ганнушкина и после его смерти принято считать, даже близкими его соратниками, что склонность к навязчивостям «относится к самому существу психастении» (Гиляровский, 1935, с. 593), независимо от того, считают авторы психастеника психопатом или невротиком (Юдин, 1926; Осипов, 1931; Зиновьев, 1931; Озе-рецковский, 1950; Попов, 1958; Консторум, 1935; Хорош-ко, 1943). Так, М.О. Гуревич и М.Я. Серейский в первом издании «Учебника психиатрии» (1928, с. 361) с желающим книге успеха предисловием Ганнушкина отождествляют психастению с неврозом навязчивых состояний, начиная клиническое описание с того, что «в картине заболевания превалируют навязчивые представления и опасения». Далее идет классическое определение навязчивости и перечисление различных групп навязчивостей. Некоторые авторы, правда, описывая «навязчивости» у психастеников, явно чувствуют их отличие от истинных, например, невротических навязчивостей. Так, В.П. Осипов (1931, с. 563) полагает, что психастения характеризуется навязчивостями, «нередко достигающими бредового содержания, утраты критического к ним отношения». По мнению Н.К. Липгарт (1970, с. 8, 15), навязчивости при психастении «как бы вырастают из характерологических особенностей больных, в связи с чем критика у них несколько снижена и борьба носит по преимуществу пассивный характер». Мне представляется все это попыткой описать один из основных психастенических симптомов — болезненное сомнение (опасение), психопатологический феномен, кратко очерченный уже Ганнушкиным (1907) и фактически противопоставленный им навязчивости. При патологическом (болезненном) сомнении (опасении) вряд ли уместно говорить об утрате или снижении критики, так как для самого больного не исключено то, чего он так опасается. Здесь лишь сила переживания болезненна, неадекватна вероятности беды. Та же неопределенность понятия «психастенической навязчивости», видимо, побуждает и Н.В. Канторовича (1967, с. 143) говорить о «"сверхценных идеях" навязчивого характера» (по существу взаимоисключающие понятия). Наконец, Е.С. Матвеева (1972) отмечает у психастеников «патологические сомнения», которые характеризуются «своеобразием критического отношения к ним самих больных: пациенты описывали эту особенность характера как излишнюю, чрезмерную, но все же в некоторой степени обоснованную и объяснимую осторожность и неуверенность» (с. 9). Автор полагает, что эти «патологические сомнения» еще не навязчивость, а «готовность к навязчивостям», как будто бы болезненное сомнение, проникнутые им страхи, представления, сами по себе, без перехода в истинную навязчивость (у психастеника), недостаточно мучительны. — 256 —
|