с. 107), изучая связь психопатологической структуры с характером нарушения сна (с помощью теста ММР1 и полиграфического исследования ночного сна в течение трех последовательных ночей), отмечают, что у психастеников больше жалоб, чем объективных расстройств, и предполагают, что объясняется это тревожной мнительностью. К этому можем добавить, что психастенику свойственно «отсыпаться» после одной или нескольких «плохих» ночей. Достаточно ему даже без бессонницы, по причине срочных дел, недоспать час из его обычных 8—9 часов ночного сна, как в следующую ночь ему требуется на час больше. Пусть будут известны пациенту и эта «спасительная» инертность, и сравнительная объективная («установленная приборами») незначительность нарушений сна при психастении. Осознание моментов, участвующих в происхождении бессонной психастенической драмы, осознание собственной склонности к тревожным сомнениям, поднимающей его над трезвой чувственностью, над непосредственным, наивно-свежим и точным ощущением процессов в своем организме (в том числе при нарушениях сна) — все это основательно смягчает напряженность от неизвестности. В научно-трезвой попытке практически помочь пациенту подробно осознать то, что его мучает, и, осознав, успокоиться, понимающе пересмотреть многое у себя и других* — кроется еще не изученная и немалая психотерапевтическая сила. Другие психотерапевтические приемы, направленные на психастенические нарушения сна, —- самовнушение по Э. Куэ, аутогенная тренировка, внушение («сможете спокойно спать ночью») в удлиненном гипнотическом сне (В.Е. Рожнов) — есть добротные дополнительные, симптоматические средства. 4.6. Краткая история учения о психастенической психопатии и патологических (болезненных) сомнениях (1974) ,0> * Так, например, понимающая мать не сердится на малыша за его бескорыстною возрастную ложь, основанную на первосигнальной склонности к фантазиям с верой в них. «Психастения» (или «психастенический психоневроз») в описаниях Жане (1903, 1911) и Раймонда (1903, 1910), как не раз справедливо отмечалось (Hartenberg, 1908; Каннабих, 1914, с. 205; Юдин, 1926, с. 98; Осипов, 1931, с. 563; Зиновьев, 1931, с. 84; Озерецковский, 1950, с. 7), в наше время есть понятие собирательное. Оно растворяет в себе психастеническую психопатию в нынешнем понимании и многие психастеноподобные состояния (невроз навязчивости, астеническую психопатию, психастеноподобные картины шизофрении, эпилепсии, органического заболевания мозга и циркулярного психоза, психастеноподобные шизоидные и циклоидные варианты, болезненные влечения). Так, «психастеники» Жане (1911) испытывают сплошь и рядом отнюдь не психастенические ощущения: «чувствуют будто "лягушек, ползающих по их спине, языки отвратительных животных, лижущих их, червей, сгнившие кишки, скользящие по их телу"» и т. д. Или больной «боится, что, вдыхая в себя запах, он "вводит в нос маленьких животных, которые дойдут до мозга"» (с 149—150). Деперсонализационно-дереализацион-ные расстройства «психастеников» Жане также не укладываются в пограничные: больные чувствуют, что мир отделен от них невидимой стеной, «о которой они постоянно только и говорят. "Я плыву в межпланетном пространстве, я отделен от мира своего рода космической изоляцией"» (с. 151). С.А. Суханов (1905, 1912) понимал психастению уже, чем Жане и Раймонд. Он исключал из нее эпилептические, органические состояния, болезненные влечения. Но и его «психастения» была весьма широкой. В описаниях Суханова (1912) среди обилия выразительно-тонко схваченных истинно психастенических деталей встречается сплошь и рядом явно не психастеническое. Например, мальчик, которому с «галлюцинаторной окраской» ясно рисуется ряд голых мужчин (с. 41). Или молодой человек, который, дабы избавиться от боязни быть заживо погребенным, «должен был проехать по конно-железной дороге в определенном направлении, в определенном костюме и успеть произнести фразу определенного содержания в определенном месте» (с. 40). Т.И. Юдин (1926) отграничивает от психастеников психастеноподобных сенситивных шизоидов Кречмера: «Сенситивность психастеников иная, чем сенситивность шизоидов: в ней больше простоты, больше непосредственного чувства, больше мягкости; тревога у астеников больше эмоциональна, а у шизоидов более холодна; в них нет шизоидного "прощаю все другим, но не прощаю себе", нет замкнутости шизоидов и т. п.» (с. 99). М.О. Гуревич и М.Я. Серейский (1928) говорят о дифференциальном диагнозе между психастенией, циркулярным психозом и шизофренией. Д.С. Озерецковский (1950) обстоятельно, четко отграничивает от психастении шизофрению, циркулярный психоз, эпилепсию, органический мозговой процесс с навязчивыми состояниями. Однако «психастения» указанных авторов не есть психастеническая психопатия в понимании Ганнушкина. Ганнушкин и Суханов в известной работе 1902 года «К учению о навязчивых идеях» еще до книги Жане (1903) описали краткими штрихами похожую на психастеническую психопатию «конституцию навязчивых идей», в которой «навязчивые идеи составляют сущность страдания». Позднее С.А.Суханов (1905) описал более подробно «легкую форму навязчивых состояний» — «тревожно-мнительный характер», могущий количественно перерастать в psychopathia ideo-obsessiva и затем в psychosis ideo-obsessiva. Эти три состояния «суть проявления, различные по своей интенсивности, прирожденной нервно-психической организации, а не приобретенной (constitutio ideo-obsessiva) (с. 109). Уже на уровне «тревожно-мнительного характера» возникают отдельные навязчивости (навязчивые мысли, представления, страхи); при психопатии такого рода навязчивости выражены резко, мешают, а при психозе больной не может с ними справиться (с. 114). В работе 1912 г. Суханов патологические проявления «конституции навязчивых идей» (психопатия, психоз) объединяет термином «психоневроз, психастения», и этот психоневроз может быть то более, то менее выраженным. Отчетливо сказано, что основное страдание психастеника — навязчивые состояния на почве «тревожно-мнительного характера», который отождествляется теперь с психастеническим (т. к. тревожно-мнительный характер — основа «психастении») (с. 19). Если же навязчивые состояния затухают, «психастения» обнаруживается лишь в виде «тревожно-мнительного характера» — несомненной почвы для навязчивостей (с. 42). Описываются тут яркие, истинные навязчивости (если, конечно, это не бред): например, «больной боится заразы тогда даже, когда она не может иметь места, когда она совсем невозможна» (с. 28). Основное психастеническое болезненное страдание, как и при «психастении Жане и Раймонда», здесь — навязчивости. Ганнушкин понимал дело иначе. — 254 —
|