Невербальная коммуникация. Психология и право

Потребность в обретении групповой идентичности испытывает каждый индивид, причем это обязательно требует обособления и противопоставления другой группе людей (действие механизма межгрупповой дискриминации, или в научных терминах – ингруппового фаворитизма). Степень социальной идентичности варьирует в зависимости от социального контекста и является результатом множественной системы социальных идентификаций, поскольку человек одновременно является членом многих социальных общностей (национальной, религиозной, профессиональной, половой и т. д.). Дискурсивная психология, кстати, также оперирует понятием «идентичность», однако, подчеркивая, что она есть результат дискурсивных практик.

Социальная идентичность неизбежно конкурирует с личностной, т. е. представлениями о себе как самоценном и уникальном человеке в терминах индивидуальных отличий от других людей. Более того, высокий уровень социальной идентичности, как правило, ведет к деперсонализации. Однако социальное давление на человека таково, что обычно он стремится не к поиску аутентичности, личностному росту и развитию, а пытается обрести уверенность с помощью именно групповой тождественности, расценивая ее одновременно и как обретение личностной идентичности. И это не только дань традиции или актуальному моменту жизни и взросления человека. С точки зрения отечественной концепции культурно‑исторической обусловленности психики человека (Л. С. Выготский) противопоставление «мы» и «они» изначально и универсально. Формирование психики человека, само ее становление стало возможным не в тот момент, когда человек осознал свою обособленность от всей живой и неживой природы, а тогда, когда племена первобытных людей разделились на «своих» и «чужих», и это разделение было осознанно. Вероятно, тогда же возникли и зачатки невербальной коммуникации как необходимость взаимодействия людей.

Существует немало примеров, показывающих, что для ощущения себя в качестве члена одной группы порой достаточно только искусственно создаваемого внешнего сходства. Особенно это характерно для молодежных неформальных объединений и молодежной субкультуры вообще. Так, кстати, было во все времена. Вспомним, например, только некоторые известные отечественные молодежные движения: 60‑е годы – так называемые «стиляги»; 70‑е – «битломаны», «хиппи», «рокеры»; 80‑е – «панки», «металлисты», «брейкеры», «любера», «байкеры»; 90‑е – «футбольные фанаты», «скинхеды», «поклонники рэпа, стиля техно, хип‑хопа»; а сейчас – движение «готы», или только набирающее популярность движение «эмо». Для всех представителей перечисленных неформальных молодежных объединений всегда было характерным наличие внешних отличительных признаков – одежда, прическа, макияж, которые были не только необходимым атрибутом стиля поведения и образа жизни, но и выступали важным коммуникативным знаком как для «своих», так и для «чужих».