|
– Думаете, наверное, в чем смысл маскарада? – Вахмистр словно прочел его мысли. – Согласно параграфу шестому инструкции мы должны встречаться с агентами, во-первых, вне войскового расположения, а, во-вторых, желательно в цивильном платье. Хотя в нашем случае смысла особого в этом нет – военных в городе не меньше, чем штатских. – Но параграф все равно остается в силе? – Прапорщик усмехнулся. – Так уж заведено, – пожал плечами вахмистр, не принимая иронии. Возле одной из лавчонок, невзрачных и неотличимых от остальных, они остановились. – По-китайски хорошо понимаете? – утвердительно, не сомневаясь спросил вахмистр и удивился, очень удивился, когда оказалось, что прапорщик не понимает. – Я избрал южно-китайские диалекты. – Он словно оправдывался. – К тому же не столько разговорный язык, сколько древнюю письменность, литературу… В его жизни как-то так получалось, что ему не приходилось бывать в ситуациях, когда нужно было бы говорить неправду. Он не ожидал от себя, что так легко сможет делать это – лгать. Хозяин лавчонки, видимо, ждал их. Едва вошли они, как он тут же предупредительно распахнул другую дверь. В фанзе на циновке сидел очень молодой человек, почти мальчик. Он вскочил, приветствуя вошедших. Вахмистр поздоровался по-китайски. – Его зовут Фан, – пояснил вахмистр и перевел первые несколько фраз. Но затем, по мере того, как молодой человек говорил, все больше волнуясь, лицо вахмистра становилось все тревожнее, и он не помнил уже ни о переводе, ни о прапорщике, в неловкой позе сидевшем рядом. Он коротко спросил юношу о чем-то, и тот ответил. – Скверно, – сказал вахмистр по-русски. – Очень скверно. И снова быстро заговорил по-китайски. Вести действительно оказались дурные. Японцам, которые сами использовали китайцев для нужд разведки, легко было догадаться, что русские поступают так же. Несколько дней назад ими введены были новые, чрезмерные меры. Теперь хозяину каждой фанзы надлежало иметь документ с указанием числа членов его семьи. Кроме того, каждому жителю местный староста выдавал особое удостоверение. Без него никто не имел права выйти за пределы своей деревни. Даже работая в поле, нужно было иметь при себе эту бумажку, скрепленную печатью и подписью. Повсюду рыскали патрули, проходили облавы, и, если китаец не мог убедительно объяснить, как он попал сюда, от кого идет и куда направляется, его расстреливали на месте. Это делалось как мера предосторожности. Казненные валялись прямо на улицах. Возле каждого прохаживался японский солдат с ножевым штыком на винтовке. Несколько китайцев, вызвавших особые их подозрения, японцы закопали живыми в землю. — 230 —
|