|
– Отпечатки пальцев? – предложил кто-то из офицеров и осекся. – Хвалю! – Полковник поднял палец. – Вы довольно близки к цели. Думайте же, господа, думайте! Уверяю вас, в нашем деле иногда это полезно. «Фотографировать?» – подумал прапорщик, но на этот раз благоразумие взяло верх, и он промолчал. – Фотографировать? – произнес тот же офицер, уже уверенней. – Вот! – короткий, как обрубленный, полковничий палец, взметнувшись, уставился на говорившего. – Он сказал! Браво, капитан! Именно: фотографировать! Прапорщик почувствовал себя обворованным. Когда все расходились, он задержался в кабинете, как бы замешкавшись. – Господин полковник, – отчеканил он в ответ на недоуменный взгляд, за звоном в ушах не слыша своего голоса. – Вы изволили сегодня публично назвать меня студентом. Прошу обращаться ко мне согласно уставу и воинскому званию, мне присвоенному. Человек с погонами полковника, сидевший за широким столом, взглянул на него с любопытством. – Обиделись, господин прапорщик? Напрасно. Садитесь, – кивнул он и, видя, что тот не двигается, прибавил с жесткостью, появившейся вдруг без малейших усилий: – Когда я говорю что-то – расстрелять предателя, передать мне спички или сесть, – это принято выполнять. Сразу. Так вот. Если звание «студент» кажется вам обидным, непонятно, как столько лет вы носили его. Впрочем, это ваша проблема. Я вас не хотел обидеть. В моем представлении звание студента, ученого, человека науки ничуть не ниже любого из воинских званий. Что может быть благороднее причастности к знанию? Уж никак не причастность к тому, чтобы убивать других. Жаль, если вы полагаете иначе. – Я, может, не так выразился… – Идите, прапорщик. Не держу вас более. Он ушел, не чувствуя себя победителем. Но промолчать и стерпеть было бы уж совсем постыдно! Теперь, когда штабы стали обмениваться фотографиями агентов, у всех причастных к этому хлопот прибавилось. Но в этой же мере убавилось число охотников. – Не-е-ет! – качал головой вахмистр. – Мошенника этим не остановишь. На то он и мошенник! Это уж точно. Вести опрос агентов оказалось делом неимоверно трудным. В этом прапорщик убедился, едва приступив к этому. Они повторялись, путались, лгали. Опуская главное, начинали тонуть в деталях, несущественных и ненужных. И невозможно было понять, действительно ли они столь бестолковы, или только прикидываются, потому что во всем, что касалось денег, они проявляли не сообразительность, а даже талант. — 232 —
|