Беседы с Кришнамурти

«Но не это ли одна из наших самых больших трудностей? Мы жаждем некоего заверения, особенно от тех, кто, как мы считаем, обладает знаниями или опытом в этом вопросе. И когда мы не можем найти такого заверения, мы придумываем из-за отчаяния и надежды наши собственные успокаивающие ве­рования и теории. Таким образом, вера, самая воз мутительная или самая разумная, становится по­требностью».

Каким бы удовлетворяющим ни было спасение, оно никоим образом не привносит понимание про­блемы. Само это бегство — вот причина страха. Страх приходит при движении прочь от факта, от того, что есть. Вера, какой бы утешительной она ни была, имеет внутри себя семя страха. Каждый отстраняется от факта смерти, потому что каждый не хочет смотреть на него, а веры и теории предла­гают легкий выход. Итак, если ум хочет обнару­жить чрезвычайную значимость смерти, он должен отказаться легко, без сопротивления, от стремле­ния к некоему обнадеживающему утешению. Это довольно очевидно, разве вы так не думаете?

«Не просите ли вы слишком много? Чтобы по­нять смерть, мы должны быть в отчаянии, не это ли вы хотите сказать?»

Абсолютно нет, сэр. Есть ли отчаяние, когда нет того состояния, которое мы называем надеж­дой? Почему мы всегда думаем противоположнос­тями? Является ли надежда противоположностью отчаяния? Если является, тогда надежда содержит в себе семя отчаяния, и такая надежда имеет от­тенок страха. Если мы хотим понимания, не важ­но ли быть свободным от противоположностей? Состояние ума имеет наибольшую важность. Де­ятельность отчаяний и надежды мешают понима­нию или переживанию смерти. Движение проти­воположностей должно прекратиться. Ум должен приблизиться к проблеме смерти с полностью новым осознанием, при котором знакомое с процес­сом узнавания отсутствует.

«Боюсь, что не совсем понимаю ваше утвержде­ние. Думаю, я с трудом схватываю значение ума, являющегося свободным от противоположностей. Хотя это и чрезвычайно трудная задача, думаю, что я вижу необходимость этого. Но то, что означает быть свободным от процесса узнавания, в целом мне неясно».

Узнавание — это процесс известного, это резуль­тат прошлого. Ум пугается того, что ему незнако­мо. Если бы вы знали смерть, не было бы никакого страха из-за нее, никакой потребности в сложных объяснениях. Но вы не можете знать смерть, это что-то совершенно новое, никогда не испытанное прежде. То, что испытано, становится известным, прошлым, и именно от этого прошлого, от этого известного отталкивается узнавание. Пока существу­ет это движение от прошлого, новое не может быть. «Да, да, я начинаю чувствовать это, сэр» То, о чем мы разговариваем вместе, — это то, о чем нужно думать позже, а надо непосредственно переживать, когда мы продолжаем. Это пережива­ние не может храниться для того, чтобы стать па­мятью, а память, способ узнавания, блокирует но­вое, неизвестное. Смерть — это неизвестное. Про­блема не в том, чем таким смерть является и что случается после нее, а в том, как уму очистить себя от прошлого, известного. Тогда живой ум может войти в обитель смерти, он может встретить смерть, неизвестное. «Вы говорите, что можно узнать смерть, все еще оставаясь живым?»