«Конечно. Но это не подразумевает отрицание, состояние пустоты, не так ли?» Если просто слышать слова без того, чтобы улавливать их значение, без того, чтобы экспериментировать и переживать, то умозаключения не имеют никакого основания под собой. «Так что за способностью к творчеству нельзя гнаться. Ее нельзя изучить, практиковать или вызвать с помощью какого-либо действия, какой-либо формы принуждения. Я понимаю суть этого. Если можно, я буду размышлять вслух и медленно прорабатывать это с вами. Мой ум, который стыдился своей посредственности, теперь осознает значение осуждения. Это обвинительное отношение вызвано желанием измениться, но само это желание изменяться — результат мелочности, так что ум все еще остается тем, чем он был, и никакого изменения вообще не произошло. Насколько я понял». Что это за состояние ума, когда он не пытается изменить себя, стать кем-то? «Он принимает себя таким, какой он есть». Принятие подразумевает, что существует личность, которая принимает, верно? И не является ли это принятие также формой усилия, чтобы получить, испытать еще? Таким образом, запускается конфликт дуальности, который является снова той же самой проблемой, поскольку это конфликт, который порождает посредственность ума и сердца. Свобода от посредственности — это то состояние, которое возникает, когда прекращается всякий конфликт, но принятие — это просто смирение. Или же это слово «принятие» имеет для вас иное значение? «Я вижу последствия принятия, так как вы дали мне понимание его значения. Но что это за состояние ума, которое больше не принимает и не осуждает?» Почему вы спрашиваете, сэр? Это то, что можно обнаружить, а не просто объяснить. «Я не ищу объяснения и не размышляю, но не является ли невозможным для ума быть спокойным, без всякого движения, и в то же самое время не осознавать свое собственное спокойствие?» Осознавать это означает порождать конфликт индивидуальности, не так ли? Активное и пассивное обучение Дорожка была неровной и пыльной и вела к маленькому городу в низовье. Несколько деревьев росло по склону, но большинство из них срубили Для дров, и приходилось подниматься на приличную высоту, чтобы найти густую тень. Вверху, деревья были не искалечены человеком, вырастали большими, с толстыми ветвями и красивой кроной. Иногда люди срезали ветки на корм козам, и, когда они их обгладывали, то пускали ветки на дрова. На более низких уровнях была нехватка древесины, и теперь они шли выше, карабкаясь и разрушая. Дожди уже не были столь обильны, как раньше, население увеличивалось, и людям надо было выживать. Был голод, и люди жили так же безразлично, как и умирали. Здесь поблизости не было диких животных, вероятно, они ушли выше. Несколько птиц порхали среди кустарников, но даже они выглядели некрасивыми, с поблекшим оперением. Черно-белая сойка оглушительно верещала, перелетая с сука на сук одинокого дерева. — 101 —
|