МЕДИЦИНА

Проходили эпохи. Человечество постепенно развивалось. Но каждое новшество неизменно отслеживалось всё новыми и новыми болезнями. В результате общество, обретая знания, погружалось в непреходящее боление. Вместе с этим возрас­тало расслоение людей на тех, кто лечит, и на тех, кого лечат. Образовались семейные школы, лекарские династии и непре­рекаемые авторитеты. Наиболее полно состояние медицины до гончарной124 и после гончарной поры дано в обзорной работе 112. В этом труде, как принято в научном изложении, полностью от­сутствует критика. Зато впечатляет перечень светил и вдо­воль гордости за отрасль. Сделанное ими подано уже слабее, результаты врачевания встречаются только иногда, а вот спи­сок болезней прямо-таки "рвётся в облака".68 Как раз уместно спросить: каким образом величие рода Асклепидов, врачей Фалеса из Милета (624 – 546 гг. до н.э.), Анаксимандра, Анак­симена, Гераклита из Эфеса, Левкиппа и многих других зна­менитостей того времени повлияло на оздоровление популя­ции? Кажется, что они просто обязаны обобщить наработки аккадцев, вавилонян, шумеров, египтян, индусов ... привнести своё и ко времени Гиппократа (460 – 356 гг. до н.э.) оформить врачевание в цельную науку, пусть ещё с многими пробелами, но всё же пригодную для практического применения. Но этот период в становлении медицины охарактеризован как " обыч­но возвещаются новые и часто блестящие мысли с очень сла­бым и туманным обоснованием".26 Другими словами, медицина до Гиппократа как система знаний ещё отсутствовала. Да, бы­ли наработки, приёмы и некоторые средства лечения, одна­ко, врачебные навыки были настолько надуманными, стихийны­ми и пробовательными, что походили скорее на гадание, чем на целенаправленное или обоснованное действие.

Иначе как объяснить тот факт, что Гиппократу пришлось давать такие изначальные указания, что действительно "всё искусство пользуется у народа такой дурной славой, что ка­жется, будто нет вовсе никакой медицины".26 Пример. "Водян-­ ка происходит таким образом: летом, если проходят длинный путь и встречают дождевую стоячую воду и если пьют её мно­го продолжительными глотками, мясные части тела поглоща­ют воду и задерживают её и не происходит никакого выделе­ния".26 Далее великий врач древности в манере любопыт­ного свидетеля замечает: "Больной без причин раздражается и огор­­чается даже, если не происходит ничего ново­го. Живот опуха­ет от воды, становится велик и прозрачен, как фонарь." Итак, Гиппократ, обогащённый тысячелетним опытом врачевания, не видит ничего особенного в поглощении гнилой воды, его умиляет собственная прогностика (предвидение): он догады­вал­ся о дурных последствиях, и точно – как в зеркало смот­рел – живот таки вздулся и натянулся до блеска кожи. Но са­мое мудрое изложено в рекомендации по лечению: "Нужно, в особенности, чтобы он пил ту же самую воду, которая причи­нила ему болезнь, в большом количестве, чтобы желудок у больного был расстроен и чтобы был много раз стул, таким об­разом ты в особенности сделаешь его здоровым. Но если есть какая-нибудь небрежность или если он не будет лечим снача­ла, он скоро погибнет".26, стр. 454 Нет смысла далее рассматри­вать сам гиппократовский труд4 и медицину того времени, ибо всё пронизано любознательностью, наблюдательностью, опи­са­тельностью и полной безответственностью. А как же может быть иначе? Если кто-то отчаялся напиться заразной воды, съесть отравленный продукт, надышаться чадным газом, при­нять пищу, вызывающую брожение, набить желудок до отка­за ... то причём здесь врач? Всё, используемое за пределами своей прочности, обязано сломаться и оно ломается. Должна ли медицина выступать спасителем в предельном безрассуд­стве? Наверное, да! Однако не её это задача. Кто хочет погу­бить себя, всех нянек обойдёт и добьётся своего.