|
На протяжении тысячелетий целительский энтузиазм подкреплялся интуитивным осторожничанием: не навреди! А что ещё остаётся врачу, если сам организм представляет собой крайне неоднозначную конструкцию, средства воздействия на него варьируются в широких пределах, их последствия почти непредсказуемы, а ответственность велика. Казалось бы, усилия общества просто обязаны быть направлены на сужение поля неопределённости, в котором тонет всякая надежда на получение здоровья со стороны, от посредничающей медицины. Нигде в исторической глубине не просматривается даже намёк на количественное восприятие патологий. Расплывчатое описание болезней, заунывная рецептура, равнодушное сопровождение самого боления и виртуозное оправдание лекарской беспомощности. Можно ли изменить такую безнадёжность? Смелая попытка была предпринята в 1733 году. Английский теолог и экспериментатор Stephan Hales (1667 – 1761) первый в мире измерил артериальное давление в сосуде на шее лошади, введя стеклянную трубку прямо в живую артерию.103 Смелость такого поступка и мировоззренческая глубина содеянного поражают воображение. Эпохами люди наблюдали кровь, вытекающую из раны, и ни у кого из миллионов очевидцев не возник вопрос: почему она выливается? Могла же она вообще не вытекать или наоборот – засасывать воздух в рану и заталкивать его куда-то внутрь организма, так нет же – теряется, что грозит смертью. И только одному С. Хейсу за все века пришло в голову объяснение особенностей поведения крови: она вытекает, поскольку в сосудах давление превышает атмосферное. А раз превышает, то ... Слова, которые просятся в строку после многоточия, подбираются уже более двухсот лет, однако, среди них нет не только окончательных, а даже хотя бы удовлетворительных или приемлемых. В самом деле, если есть давление, то оно может быть б?льшим или м?ньшим, и от этого как-то обязано зависеть здоровье. Стали улучшать метод измерения и оборудование. История сохранила имена С. Рива-Роччи (1863 – 1937), Ж. Пуазейля (1788 – 1869), К. Людвига (1816 – 1896) и некоторых других энтузиастов, пока, наконец, российскому хирургу Н.С. Короткову (1874 – 1920) удалось поставить последнюю точку: ему удалось разработать прибор для определения артериального давления, используемый до сих пор.117, 123 Суть измерений состоит в выравнивании внутреннего давления с искусственно созданным и в фиксации пульсовой волны при их совпадении. Это позволило без травмирования сосуда определить нагрузку на его стенки, создаваемую кровью. Событие произошло в 1905 году. С тех пор делались попытки упростить прибор, снизить его погрешность и повысить удобство пользования, но пока заметных успехов не достигнуто. Процедура измерения стала уже хрестоматийною: накладывается манжета, в неё нагнетается воздух, а затем при его стравливании прослушивается фонендоскопом биение пульса в двух точках шкалы манометра. Б?льшее значение соответствует систолическому давлению, а меньшее – диастолическому. Как только появилась новизна в медицине, так сразу же вспыхнуло возмущение. Ещё не совсем утихли нарекания по поводу применения стетоскопа, который, дескать, удаляет врача от пациента и мешает полностью воспринимать больного,128 а тут нате вам: длинные шланги фонендоскопа и вовсе разорвали даже ту связь, что ещё хоть как-то удерживалась короткой слуховой трубкой. Журнал того времени British Medikal Journal писал: „Сфигмоманометрией мы доводим до нищеты наши чувства и ослабляем остроту клинического мышления.” 103 Интересно было бы ознакомиться с высказываниями диагностов 18 века, если бы они смогли оценить современное почти полное аппаратурно-машинное отстранение врача от пациента. — 151 —
|