— К Нарвской, что ли? — Туда, к трамваю. — Садись, дед, вижу, откуда идешь. Что же мы, не православные? — Ну спасибо, подвези, ради Бога. Бадмаев уселся в телегу, подложив сена, мужик прокричал вековое: «Но-о! Пшла-а!» — и телега тронулась. Трамваи не ходили, и от Нарвской заставы дед пошел пешком, озадаченный, как он все же преодолеет эти двадцать километров. Еще с саквояжем. Но пройдя с версту, услышал гудение трамвая. Откуда-то выскочил одинокий вагон. Петр Александрович поднял руку. Вагон остановился. — Куда, дед? В парк еду,— высунулся вагоновожатый. — Довезите, пожалуйста, до Выборгской... Врач я, а сам заболел... Помедлив, вожатый сказал: — Садитесь, доктор. Вы не с Поклонной? — С Поклонной. «РАЗВЕ Я НЕПРАВИЛЬНО ЖИЛ?» Он ехал один в вагоне, без остановок. Город был пустынен. Кое-где жались очереди у хлебных магазинов. Во всем Петрограде оставалось' лишь несколько сот тысяч населения, жизнь в городе замирала. Шел трудный 1920 год. Он ехал по местам, знакомым с юности,— Садовой, Литейному... Этот проспект со старинными пушками у бывшего артиллерийского училища был ему особенно дорог: в доме номер шестнадцать находился его кабинет. Он достал и перечел (читал без очков) последнюю открытку жены и подумал, как быстро сбылись ее надежды на его освобождение. Когда-то он услышал от нее фразу: «Любовь — это забота». Тогда он не придал ей значения, но теперь, оставленный влиятельными друзьями, часть которых бежала за границу, а другим революция вынесла свой приговор, и растеряв детей от первого брака, которые, кроме Петра, рассеялись кто куда,— теперь он ощущал поддержку и заботу одного человека — Елизаветы Федоровны. «Любовь — ого забота>> — по-видимому, это так»,— подумал он, пряча перечитанную открытку. Ему хотелось сойти на Литейном, подняться к себе в кабинет на третьем этаже, вдохнуть родные запахи лекарственных трав, что в порошках лежали но номерам в многочисленных ячейках-ящичках огромного шкафа. Но он знал, что прием обычно начинался позже, в три часа. Сойти... А как потом добраться до дома? ...Трамвай, гудя, медленно взбирался на Литейный мост. Слева по ходу открылось невысокое классическое, чисто в петербургском стиле здание Военной медико-хирургической академии. Здесь он учился. И все было впереди: упорный труд, академия, восточный факультет университета, поездки в Тибет, изучение древней науки у эмчи-лам и по рукописям, начало врачебной практики, борьба за признание — за признание тибетской науки наукой... — 63 —
|