|
Если я слишком упорно смотрела на него, он отводил взгляд, подмигнув мне с выражением симпатии. На третий день, когда уже запрягали коней, мы встретились все втроем: я, госпожа Тим и прокурор встретились на углу почетной террасы, возле небольшого апельсинового дерева в ящике, которое пора было срочно вносить в теплицу, на фоне бескрайнего, тянущегося до самого горизонта пейзажа (горизонта, который надо было бы срочно свернуть, как ширму, заслоняющую воздух). Мы стояли молча, и никто не решался нарушить тишину, пока я не сказала: «Осталось только разойтись и занять в нашей кадрили свои места». И я пошла к коляске, предназначенной для меня. Два месяца спустя, осенью, он начал строить «Бунгало». Когда он бывал на стройке, я приходила посмотреть. Я не говорила, что это величественно, не спрашивала, почему он располагал окна так, а не иначе, или зачем он строил эту штуку у зимнего входа. Ничего такого. Слово казалось мне, на первый взгляд, лишь словом, но я всегда очень боялась слов. Я спросила его только один раз, тогда, когда увидела, как он расчищает это место, где мы сейчас сидим. Я сказала ему: — Что ты собираешься сделать здесь, откуда открывается такой прекрасный вид? — Лабиринт, — ответил он. — Лабиринт? (В тот момент я подумала о другом.) — Да, лабиринт из кустов самшита, как в Сен-Бодийо. Да, я поняла: дорожки, переплетающиеся между подстриженными кустами самшита; мне это не очень нравится. Я сказала ему: — А что ты с ним делать будешь, с этим лабиринтом? — Ну что обычно делают с лабиринтом? — ответил он. — Я не знаю, — ответила я. — Я к этим штукам не привыкшая. Во всяком случае, я ничего не делаю. — Ну, а я делаю лабиринт, чтобы там гулять, — ответил он. — А-а, — говорю я, — это что-то новое. Пойдем-ка лучше выпьем, а то жарко, как летом. — А чем ты собираешься меня угостить? — Настойкой «веспетро».[10] — Ладно, веспетро так веспетро. И мы вместе вернулись в деревню. Зима. Снег. Стройку приостановили, прикрыв, впрочем, стены, а поскольку бревна были толстые, то мороз оказался им совершенно не страшен, даже, скорее наоборот. Ланглуа спустился из своей комнаты в кафе, где потеплее, выкурить свою трубку. Вы, кстати, тоже все были там: полевые работы закончились, можно было играть в карты. А Ланглуа сел верхом на стул у окна. Я дала ему время докурить трубку и подсела к нему с корзинкой для рукоделия, где лежала пара его носков, которые надо было заштопать. Я говорю: «Папаша Ламбер, давайте-ка разожгите печку». — 93 —
|