|
Инт.: Значит, по-вашему, церкви – это психотерапевтические кабинеты. А я полагал, что торговые пассажи. И что потребительство – главенствующая религия в нашей стране. З.: Думаю, сегодня это не так. Я бы сказал, что после второй мировой войны здоровье в широком смысле слова – не только душевное здоровье – признано новым спасением. А медицина, научная и практическая, сопутствующая психиатрии, – новая религия. Именно поэтому психиатры так цепко держатся за свою медицинскую "маску", именно поэтому сторонники терапевтического государства: сенаторы, священники, масс-медиа и Американская ассоциация юристов – так охотно удостоверяют: психиатр – bona fide[9] доктор. Инт.: Значит, на ваш взгляд, в основе любого общества – организующее людей бездумное почитание стержневого набора метафор и ценностей. Но если на каком-то "массовом" уровне люди пристрастились бы к философии, общество – каким мы его знаем – не могло бы функционировать. Слишком многое из происходящего люди ставили бы под сомнение. З.: Да – "играя" сразу на несколько условий. Однако вы нащупали механизм социальных перемен – "постепенных социальных перемен", как мы назовем их в противоположность революционным социальным переменам, употребляя удачное выражение Карла Поппера. Обратимся, например, к американскому движению против рабства. В первой половине XIX столетия люди не обдумывали все аспекты христианства, не штудировали Библию, уясняя себе, как христианство и Библия использовались для оправдания рабства. Они не обдумывали все экономические аспекты рабства. Они просто сосредоточились на одном вопросе: правильно ли, что белые берут черных силой и силой удерживают в зависимости? Противники рабства хотели изменить только это. И изменили. Это был и мой подход. Правильно ли лишать свободы человека, не совершившего преступления, – лишать на основании его "душевной болезни"? Правильно ли освобождать от ответственности как "невиновного" человека, по собственной воле совершившего преступление на основании его "душевной болезни"? Эти вопросы не сняты с повестки дня, и я не намерен потворствовать психиатрам, притворяющимся, что эти вопросы – не из числа важных. Инт.: Большая часть ваших выступлений в печати касалась вопроса психиатрического "принуждения". Вы исходили из того, что именно в этой сфере способны добиться перемен? З.: Да, но я бы выразился иначе. Я бы сказал, что именно в этой сфере психиатрия самым очевидным образом заблуждалась и, следовательно, была наиболее уязвима, особенно если речь идет о нашей стране. В нашей стране индивидуальная свобода является идеей, ценностью практически религиозного характера. Америка – не Россия и не Китай. Считается, что здесь человека не могут лишить свободы, если, не доказано, что он совершил уголовное преступление. Здесь не существует превентивного заключения на случай возможных преступных действий. Но все в порядке – можно и заключить... если тюрьму назвать психиатрической клиникой! — 83 —
|