|
Иными словами, я бы обсудил с отцом возможности помимо "умалишения" сына, т. е. попытки добиться признания сына недееспособным и упрятать его в психиатрическую больницу. Я бы сказал мистеру Хинкли-старшему: почему бы не отдать сыну деньги и не послать его... в Канн или Гонолулу покутить на славу? Почему бы не объявить сыну: делай, что хочешь, но в родной дом вернешься, когда семья, которую ты позоришь, сможет гордиться тобой? Инт.: Практикующему семейному терапевту оказаться в такой ситуации очень невыгодно. Не побоитесь, что ваша работа с отцом пойдет насмарку – ведь решения принимаются, не учитывая мнения матери? З.: Вы не разобрались. Я ничего не пытаюсь добиться. Я лишь открываю человеку, с которым говорю (отцу в семье и мужу), о чем ему можно поразмыслить, какой у него выбор. Я смотрю на дело как на обмен информацией. Он мне сообщает о чем-то, я – ему. Это как в ресторане, где вы скажете человеку: здесь вам не нужно выбирать между гамбургером и жареной курицей (в нашем случае: между психушкой для "пациента" и привычным бизнесом) – здесь столько всего в меню! Инт.: Поэтому вы, наверное, и считаете, что терапия – "один разговор"? З.: Да, при условии, что "разговором" терапия и ограничивается. Не следует смешивать разные программы: "один разговор" и, например, "перевоспитание блудного сына", вроде Джона Хинкли-младшего; или же "один разговор" и продажу журналов. Мы – вы и я – тоже ведем разговор. Но ведя разговор с вами, я не ставлю цель способствовать распространению вашего журнала. Вы – можете исходить из этой цели. По мне – все о'кей. Это ваше дело. Мое дело – сказать вам, что я думаю о тех вещах, о которых вы меня спрашиваете. Для меня – это способ донести до публики мои идеи. У меня нет никакой другой программы. Если вашей жене не понравится интервью, когда она прочтет его опубликованным, – что ж, ваши трудности, как говорят. Я – всерьез. Именно поэтому я считаю, что, делая свое дело, я не вмешиваюсь в чужие дела. Возьмем предполагаемый разговор с мистером Хинкли-старшим. Наговорились – и мистер Хинкли отправился домой. А дома у него все пошло по-старому, он ни на шаг не отступил от заведенного порядка, ничего не переменил. Зачем? Он, возможно, предпочитает гамбургер всем деликатесам, упомянутым в меню. Я говорил ему такие слова: "Вам не нравится, как живет ваш сын. Вы любите делать деньги. Вы преданы самодисциплине. Не можете без душа по утрам. Я тоже. Но вот вашему сыну это все явно не нравится. Он – любит плевать в лицо вам. Если он не способен ни в чем преуспеть, ей-Богу, он хоть тут преуспеет". — 76 —
|