Теория языка

«Между этими двумя группами имеются очевидные взаимосвязи и переходы. Прежде всего, местоимения третьего лица нельзя четко отделить от указательных местоимений; нередко они совпадают с ними по смыслу (разрядка моя. — К. Б.). Они представляют собой, так сказать, указательные местоимения в субстантивной функции, указывающие на то, о чем говорится сейчас, на то, о чем говорилось ранее, и на то, о чем предстоит говорить (а значит, сюда относятся указательные слова в анафорическом употреблении), например франц. lе из лат. ille или готск. is = нвн. еr, тождественное лат. is. Но местоимения со значением «я» и «ты», по–видимому, первоначально были, по крайней мере отчасти, демонстративами, чем могла бы объясняться, допустим, этимологическая связь греч. ???? и т.д. с древнеинд. amah 'этот здешний' или древнеинд. te, греч. ???, лат. tibi и т.п. с древнеинд. ta–m, греч. ????(указание на предмет речи, не принадлежащий сфере «я», но находящийся прямо перед говорящим)» (Вrugmann, Delbruck. Op.cit.,2.Bd., 2. Teil in 2. Aufl., S. 306 f.). С психологической точки зрения все это, однако, ничуть не удивительно. Я расскажу об одном историческом казусе, который представляется мне поучительным; речь пойдет о так называемом личном артикле в армянском языке.

Бругман вслед за В. Гумбольдтом и Мейе говорит об этом следующее: «Армянин не может употребить указательного местоимения, не связав его более или менее четко с представлением о первом, втором и третьем лице. Соответствующие три элемента — это s, d и п. Будучи добавлены к имени, личному местоимению или глаголу, они функционируют в качестве так называемого личного артикля; ter–s 'здешний господин, этот господин' может означать также 'я, господин'; ter–d 'этот господин, что передо мной' может также означать 'ты, господин'. Там, где нет связи с первым или вторым лицом, употребляется — n, наиболее частотная форма артикля. Из самостоятельных форм сюда относятся ai–s в первом лице, ai–d во втором и ai–n — третьем» «Вrugmann. Op. cit., S. 43).

К этому сообщению об армянском языке следует добавить сведения, рассказанные мне одним специалистом: везде, где это необходимо, в распоряжении языка есть средства другого типа, эксплицитно отличающие 'я, господин' от 'здешний господин'[118]; да и довольно странно было бы, если бы какой–нибудь современный индоевропейский язык не имел таких различительных средств. Однако в репертуаре указательных слов праиндоевропейского языка действительно имеются слова, совмещающие эти два значения, которые как будто характеризуются отсутствием таких различителей.Одна из наиболее поучительных гипотез такого рода, найденных мною у Бругмана, — гипотеза о происхождении латинского hic, бесспорно состоящего из двух частей, которые в праиталийском должны были звучать как* he–ke, *ho–ke или *ha–ke. Если вторая часть этих слов есть общий указательный знак, то дальнейшая дискуссия концентрируется на вопросе: «Как же этимологически определяется *ho?» И вот тут–то можно увидеть, что, согласно одной из гипотез, принимаемых Бругманом, от явно еще не дифференцированного указательного слова *gho реконструируются две линии, ведущие — одна к греч. ???, ???? и лат. ego, а другая — к *ho– в слове hic. Получившееся в результате такого развития сосуществование лат. hic и ego едва ли может трактоваться как–либо иначе, нежели сосуществование нем. hier и ich, то есть так. что слово hic по своей основной функции осуществляет позиционное указание, наряду с обособленным от него личным указанием, осуществляемым словом ego. Быть может, ближе всего к первоначальному употреблению оно в таких предложениях, как tu si hic sis aliter sentias. И такое hic Бругман переводит как 'я здесь'. То, что в этой интересной гипотезе (Виндиша, Й.Шмидта и Бругмана) психологически релевантно, в духе нашего феноменологического анализа, можно кратко сформулировать так: предположительно амбивалентное *gho развилось в два разных слова: hic и ego. Первая линия идет путем соединения с общей указательной частицей –се, которая употребительна еще в латинском языке, а вторая — путем «аналогической инновации» (Шмидт). Я привожу это замечание лишь для того, чтобы на одном примере показать возможность и методы работы с моделью, получаемой простым феноменологическим анализом отношений. То, что я хочу сказать, в общем, не зависит от того, верна ли гипотеза, приведенная здесь в качестве примера, или нет. Однако языковое сравнение показывает родство корней индоевропейских слов, выражающих hier–дейксис Бругмана и местоимений первого лица.