Само собой разумеется, что ни один серьезный ученый, сколько–нибудь знающий людей, скрывая в глубине души такие мысли о языке, а порой и высказывая их вслух, не питает иллюзий насчет того, что его пожелания на будущее носят пока что чисто академический характер. Однако вот они налицо, и в их основе лежит, по существу, столь простая, но коренная недооценка многообразия практических потребностей, которым должен удовлетворять и фактически удовлетворяет повседневный язык, что психологу и теоретику языка простительно будет в соответствующем месте, то есть при рассмотрении указательных слов, вставить замечание, которое может выглядеть как речь в их защиту. В конечном счете и это замечание может оказаться в чем–то полезным для разработки теории языка. Где написано, что в ходе межличностного общения сообщение о положении вещей, необходимое людям, передается лишь одним способом — с помощью назывных слов, понятийных знаков, языковых символов? Такая аксиома — proton pseudos[114] тех логиков, которых я имею в виду. Здесь я совсем не говорю о научном языке с его структурой; в этой сфере я полностью согласен с логиками и хочу лишь отметить, что они, пожалуй, все–таки несколько упрощенно представляют себе положение со словом я в психологии. Но здесь эта проблема более не будет затрагиваться; речь пойдет лишь о словечке я и подобных ему в повседневном языке. Современные ученые в отличие от лучших античных теоретиков языка, изучая языковой знак я, по сути дела, несколько излишне увлекаются умозрительными философскими построениями. Если освободиться от них, то окажется, что здесь не заложено абсолютно ничего мистического. Теория должна исходить из того простого факта, что demonstratio ad oculos[115] и ad aures[116] — простейшие и наиболее целесообразные способы поведения, которые в процессе социальных контактов могут избрать живые существа, нуждающиеся в расширенном и улучшенном учете ситуативных обстоятельств и пользующиеся для этого указательными словами. Если А и В идут вдвоем на охоту и А, партнер В, своевременно не увидел дичь, то что здесь могло бы быть проще и целесообразней, чем to–дейктический жест В и соответствующее слово, акустическим способом достигающее А? Если А потерял В из виду, то что было бы ему полезней, чем слово здесь из уст В, ясно характеризующее источник звука? И т.д. Короче говоря, артикулированные указательные слова, подобно другим словам фонологически отличные друг от друга, направляют партнера определенным целесообразным способом. Партнер призывается ими; указательные слова отсылают его ищущий взгляд (и — шире — его ищущую перцептивную деятельность, его готовность к чувственному восприятию) к некоторым опорам — жестообразным опорам и их эквивалентам, улучшающим и совершенствующим его ориентацию в ситуативных обстоятельствах. Если настаивать на том, чтобы выразить функцию указательных слов в речевом общении единственной обобщенной формулировкой, то сказанное выше и есть их функция. Эта формулировка верна для всех бругмановских типов указания и для всех способов указания — для анафорического дейксиса и дейксиса к воображаемому — точно так же, как и для первоначального способа, наглядного предъявления. — 86 —
|