|
Во всяком случае, общеизвестен факт пропуска ненужного, лишнего при быстром обмене репликами, и потому мы должны обратить внимание на тот крайний случай, с разбора которого нужно начать, чтобы дать правильное теоретическое толкование всему объему вспомогательных ситуативных средств. То, что существует безмолвное духовное общение между людьми, в котором лишь изредка, как островок в море, может возникать звуковой символ, есть факт, из которого следует исходить. Нельзя безоговорочно и при всех обстоятельствах считать такое лишенное звуков общение убогой, примитивной, неполноценной речью. Это было бы так же неверно, как если бы, например, признаком примитивного и несовершенного хозяйственного механизма считалась покупка товаров за безналичный расчет или с выплатой сумм, лишь частично покрываемых наличными. Напротив, это может быть признаком большой изощренности. Существует также высокая культура «эллиптического» разговора, когда для наполнения содержанием и уточнения смысла звуковых островков используются «полевые значимости», связанные с ситуацией. Допустим, пример der Hut принадлежит к точным выражениям этого рода, тогда с его помощью особенно легко аналитически прояснить следующее. Указательный жест, наблюдаемый в живой ситуации восприятия, необходим, в крайнем случае он может быть представлен каким–либо эквивалентом. Для чего же тогда служит der, вообще говоря, указательное слово *to–дейксиса? Казалось бы, оно не привносит ничего живого, а лишь повторяет то, что уже передает жест. Но именно это и может оказаться заблуждением. Можно было бы сказать, что указательный звуковой знак соединяет пальцевый жест с именем Hut и тем самым делает 82 целое правильным образованием. Можно было бы считать, что он способен играть роль посредника потому, что, с одной стороны, по материалу принадлежит вместе с именем к звуковым знакам и, с другой — по функции вместе с жестом — к указательным знакам. Но это аналитическое рассуждение осталось бы проблематичным, если бы только реконструированное индоевропейское to осталось фактически не оформленным и не приобрело грамматических (или логических) функций. Но на самом деле оно приобрело такие функции, так как немецкое der указывает на грамматический род следующего имени, в латинском же оно используется для выражения согласования. Факты такого рода можно в общепринятом смысле слова рассматривать как чисто «грамматические» функции. Гораздо глубже и важнее, однако, то, что оформленные демонстративы повсеместно приобрели определенные и не вызывающие сомнений логические функции. Мы выдвигаем одну из них на передний план, а в учении об артикле отметим еще и другие. В немецком языке выражения типа das Maiglцckchen 'ландыш' и der Baum 'дерево' могут быть названиями вида в неуказательном контексте, то есть относиться к виду или классу как таковому, в то время как выражения типа dies Maiglцckchen 'этот ландыш' или jener Baum 'то дерево' относятся к индивидным объектам. Таким образом, указательное слово в этих случаях индивидуализирует названное при помощи номинативного слова, и это одна из его логических функций. Нужно тщательно изучить, в каких пределах действует это правило. Во всяком случае, здесь можно найти и точнее определить те собственные функции указательных слов, которые принадлежат первому из различаемых Бругманом классов. Мы возвратимся к этому, рассматривая «артикль». Совершенно параллельны первому классу отношения, характеризующие в этом плане четвертый бругмановский вид указания. Он называет его jener–дейксис, а Ваккернагель включает в это обозначение латинское ille. У слов, относящихся ко второму и третьему классам, может быть выделен еще ряд функций, легче поддающихся систематизации, чем функции слов первого и четвертого классов. И все это относится к области правильно построенного учения об указательном поле языка. — 72 —
|