Теория языка

Можно изобрести различные одноклассные системы, способные соответствовать коммуникативным потребностям говорящих, но не такие, в которых бы предложения в строгом смысле могли существовать без слов или наоборот. Абстрактная схема предложения без словесного наполнения так же не может существовать, как какое–либо отношение без членов этого отношения. Впрочем, можно изменить ход доказательств и показать, что в синтеме не только в определенной мере отделяется от «остального» и уточняется неясное при изолированном рассмотрении, часто трудноуловимое значение слов. но и «остальное» тем самым в свою очередь выделяется и уточняется. «Неопределенность» синтаксического отношения между частями индоевропейского композита или различные способы дополнения латинского генитива или аккузатива во многих случаях существенно уточняются заполняющими схему «словами» (обозначающими предметы, «материал»), при этом нам не требуются другие более детальные контекстуальные вспомогательные средства[95]. В дальнейшем мы приведем еще много важных аргументов, подтверждающих сказанное.

И наконец, last not least[96]. При попытке, не разобравшись в теории, эллиминировать из структуры языка проявляющуюся в речи двойственность, игнорируется один, возможно, наиболее важный структурный закон. Мы не найдем ничего подобного ни в каких других областях. Ни в музыке, ни в оптическом изображении, ни в какой–либо символической системе изобретенной в современной науке и за ее пределами ради репрезентации. не существует точной аналогии двум взаимно дополняющим друг друга языковым образованиям — слову и предложению. Только репрезентативные символические системы, в определенных пределах выполняющие ту же собственно репрезентативную функцию, что и язык, например математическое уравнение или логическое исчисление, также копируют словарь и синтаксис. Эта взаимосвязь признается теоретически мыслящими логистами (например, Карнапом). Еще раз подчеркиваю, что в «Лекциях по теории языка» я независимо от них и до них обосновал тезис о лексиконе и синтаксисе[97].

3. Продуктивность полевых систем

Какие же еще требуются доказательства? Сравним еще раз одноклассную систему коммуникативных символов типа морских сигналов с языком и зададим наивный вопрос. Почему же язык не остановился на этой стадии, если, как многие полагают, он миновал в своем развитии фазу глобального дейктического восклицания? Благодаря многообразию фонем, функционирующих как диакритики, можно было бы ввести в общение достаточное количество «сигналов» (будем придерживаться этого термина), и этот способ удобен и лаконичен. Конечно, он обладает и рядом других преимуществ по сравнению с полевыми системами. Однако он никогда не способен добиться одного результата полевой системы —достаточно дифференцированной и точной репрезентации бесконечно многообразного при помощи ограниченного набора конвенций и соответствующих языковых образований. Представим себе пользователя одноклассной системы в «новых» ситуациях. Если он изобретет новые символы поскольку старых недостаточно, они не будут понятны прежде всего в межличностном общении. Что же ему предпринять для получения новых выражений на основе существующих конвенций? Все известные в настоящий момент человеческие языки претендуют на роль таких «продуктивных», даже универсальных символических систем. Они поразительным образом и являются таковыми. Фрагменты Библии переведены на тысячи языков. Не берусь судить о том, хорошо или плохо. Почему же эта затея с самого начала не была бесперспективной в 90% случаев? Очевидно, потому, что при должном терпении и изобретательности любая задача, соответствующая вышеуказанной претензии всех языков, с той или иной степенью приближенности может быть выполнена. Разумеется, с разной степенью приближенности и не только в силу названной причины. Мы здесь утверждаем всего лишь то, что в принципе возможностями, о которых идет речь, обладает только полевая система.