|
Почему? Ответ имеет психологическую основу и гласит: потому что наши аффекты и волеизъявления направлены на предметы и положения вещей, ориентированы на них и обычно мотивированы ими. Для полного понимания языкового выражения чувств и желаний часто необходимо, чтобы дело не ограничивалось лишь намеком на объективное, но было сказано прямо. Если же кое–что от этого объективного выражается языковыми средствами в предложении, которое либо следует за высказыванием с экспрессивно–апеллятивной функцией, либо предшествует ему, то оба высказывания как бы сами собой срастаются в гипотактическое образование, поскольку их источником является одно и то же переживание. Ведь, бесспорно, одно и то же переживание побуждает говорящего начинать дважды, чтобы произнести «Timeo. Ne moriatur» или другое столь поучительное — привлеченное нами в качестве иллюстрации — предложение, подводящее нас к пониманию того, почему греческое слово со значением wenn 'когда' — в отличие от нашего — не образовано как дериват релятива. Кречмер увидел типичный речевой оборот и усмотрел в нем специфический источник гипотактических образований. Дойдя до этого пункта, психолог обязан обратить внимание специалиста по истории языка на то, что не только вызываемые сильными чувствами переживания, но и эмоционально слабо окрашенные или даже эмоционально нейтральные мысли могут побудить или даже вынудить человека, который хочет их выразить, начинать дважды. Если я заменю латинское timeo на verbum sentiendi или на verbum declarandi, человек, изучавший когда–то латынь, сразу же вспомнит, что после них следует ожидать появления странной конструкции — винительного с инфинитивом: Ceterum censeo Carthaginem esse delendam 'Впрочем, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен'. С психологической точки зрения смысловое содержание, выражаемое винительным с инфинитивом, относится к выражению мыслительного акта, передаваемого словом censeo 'я считаю', таким же образом, как и мысль о боязни ne moriatur — к выражению переживаемого опасения глаголом timeo. Поэтому мы и не проводим в наших современных языках никакого последовательного различия между обоими случаями, а употребляем и тут и там производное от релятива, например такое, как нем. daЯ 'что', или в обоих случаях мы продолжаем в виде прямой речи: Ich fьrchte: er stirbt 'Я опасаюсь, он умрет', Ich erklдre: Carthago muЯ vernichtet werden 'Я заявляю: Карфаген должен быть разрушен'. Ясно, что винительный с инфинитивом нельзя просто приравнять к (обычным) придаточным предложениям. Специально надо обсудить вопрос, чем эта конструкция от них отличается с общетеоретической точки зрения. — 337 —
|