«С нашей точки зрения в сфере чувственной абстракции, которой до сих пор отдается предпочтение из–за ее простоты, следует прежде всего различать акты, в которых наглядно «дается» атрибутивный момент, и те построенные на этом моменте акты, которые являются уже не просто актами непосредственного наблюдения, но скорее представляют собой акты нового рода — акты генерализации, позволяющие мыслить соответствующие виды» (Husserl. Op. cit., S. 161). «Объектом мысли может быть соответственно - либо универсальное положение вещей („все А суть В"), либо общее („A (in specie) есть В"), либо неопределенное единичное („какое–то А есть В") и т.д. Мы направляем наше внимание на то, что связано с индивидуальным восприятием, сопровождающим представления нашего мышления в качестве некоей объективной основы, и не на те особенности акта, которые формируют восприятие или же воплощаются в интуитивно формируемом восприятии, но на возникающие в процессе актов на основе „прозрения" мыслительные объекты, т.е. предметы и ситуации, определенным образом мысленно постигаемые. И, конечно, эта „абстракция", с помощью которой мы не просто взираем на индивидуально воспринимаемое (с целью тщательной проверки и т.п.), но скорее постигаем мыслительное, смысло–образное, свидетельствует не о чем ином, как о том, что мы живем при этом разумном осуществлении так или иначе формируемых актов» (Op. cit., S. 163). Согласно Гуссерлю, таким образом, в различных актах мышления иногда на основе одних и тех же чувственных данных конституируется «объект мысли» так что то, что мыслящий постигает мыслью, и то, о чем говорит говорящий, есть в одном случае индивид А, в другом — вид (species) А, в третьем — нечто иное. Гуссерль, так же как Дж.Ст. Милль, исключает из учения об именах вопросы онтологии, касающиеся таким образом трактуемых и обсуждаемых предметов. Теоретик языка, естественно, меньше всего заинтересован в рассмотрении этих вопросов. Различие в анализе Гуссерля и Милля очевидно в самом начале, если еще раз прочесть вступление Милля к учению об именах. Там написано: «„Имя" — утверждает Гоббс, — это слово, произвольно выбранное в качестве знака, которое может пробудить в нашем сознании мысль, подобную уже бывшей мысли, и которое, будучи высказанным перед другими людьми, служит для них знаком того, какая мысль имелась ранее в его сознании". [Сам Милль продолжает:] Это простое определение имени как слова (или группы слов), преследующего двойную цель — вызвать у нас подобие прежних мыслей и быть знаком для сообщения другим людям, — кажется безупречным. На самом деле имена делают гораздо большее, но все, что бы они ни делали, — это всего лишь следствие, вытекающее из сказанного, как это будет видно в соответствующем месте. — 189 —
|