Сознание как парадокс

2 Bыготcкuй Л. С. Психология искусства. М., 1987, с. 147.

96

А. К. Жолковский развивает анализ Выготского. Он сравнивает рассказ Бунина с «Бедной Лизой» И. М. Карамзина и со «Станционным смотрителем» А. С. Пушкина. Во всех трёх произведениях кульмина­ционная сцена происходит на кладбище. Но если, утверждает Жолков­ский, Карамзин последовательно искренен («сентиментален») в своём описании, а Пушкин так же последовательно ироничен (гибнет не Дуня, представляющаяся отцу «заблудшей овечкой», а он сам, «погубленный некритическим доверием к расхожим истинам»), то Бунин «выдержи­вает почти идеальное равновесие, венчая рассказ амбивалентным сме­шением позиций объективного рассказчика и сентиментальной дуры». Бунин, по мнению Жолковского, создаёт импрессионистскую картину, лишённую моральных оценок. Это у Пушкина, а не у Бунина, форма опровергает содержание. Для Бунина фабульный материал вспомогате­лен, он необходим лишь для описания фактуры (природы, погоды, ин­терьеров, одежды, причёсок, иных материальных свойств обстановки). И это подготавливает развязку — «слияние детали портрета героини с представляющим макромир ветром»'.

М. В. Иванов не соглашается ни с Выготским, ни с Жолковским. Форма рассказа Бунина, говорит он, никоим образом не противостоит содержанию. Хронологические сдвиги в пересказе созданы автором от­нюдь не для преодоления содержания, а для демонстрации жизненно­сти и реальности этого содержания, для осознания сложного пути вос­хождения героини к самой себе. Надо только принять, что рассказ вклю­чён в определённый культурный код, что он написан языком сентимен­тализма. (Бунин сам подчеркивает это выбором фамилии неудачливого поклонника героини гимназиста Шеншина — известно, что поэт А. А. Фет почти всю свою жизнь добивался этой фамилии, а самое зна­менитое стихотворение этого сентиментального поэта содержит стро­ки, явно послужившие «заготовкой» для названия рассказа: «Шёпот, роб­кое дыханье...»). И тогда всё становится на свои места. Героиню окру­жает типичное сентиментальное пространство с характерным для него тяготением к уюту и природности. Героиня живёт в мире тёплых меж­личностных отношений, где старшие опекают, где о младших надо за­ботиться, где сверстников соединяет дружба. Но друг и сосед папы, брат наставницы (как замечает Иванов, «полный набор ролей сентименталь­ного мира») злоупотребляет её доверием и разрушает систему естествен­ных отношений. «За наивность, за своё легкомыслие, за предрассудки