22 ческую физиологическую психологию на основе английского сенсуализма, решительно определить интроспекцию как непосредственный опыт [98. Р. 1—6]. Он полагал, что факты физической науки опосредованы и производны с помощью , умозаключений от выводов непосредственного опыта, в котором и через которое они непосредственно даны и составляют субъективный предмет психологии. Эта точка зрения наводит на мысль, что, по Вундту, интроспекция не может «обманывать», однако на деле мы видим здесь противоречие, поскольку в вундтовой лаборатории уделялось большое внимание тренировке способности к интроспективному наблюдению и точному описанию сознания. Брентано писал в 1874 г.: «Феномены, постижимые умственно, верны сами по себе. Поскольку они возникают, постольку они существуют в действительности. Кто откажется признать в этом огромное преимущество психологии над физическими науками?» [12, 1. Р. 131—203]. Джемс заметил на это:1 «Если бы иметь чувства или мысли в их непосредственной данности было бы вполне достаточно, то дитя в колыбели было бы психологом и к тому же непогрешимым!» [32, 1. Р. 189]. Огюст Конт, основатель позитивизма, дал классическое возражение против очевидной адекватности непосредственного переживания, указав, что интроспекция, будучи деятельностью души, будет всегда находить душу, занятую интроспекцией, но никогда — какими-то другими из разнообразных деятельностей. По сути аргумент Конта гораздо больше, чем просто игра слов. Он соответствует утверждению, что интроспекция — не процедура, а только лишь признание того факта, что знание, однажды данное, существует как знание. Конт жаловался, словно бихевиорист XIX в., что интроспекция недостоверна, что она дает описания, которые часто не могут быть проверены, что во многих отношениях ее данным не хватает позитивного характера, требуемого наукой. Д.-С. Милль ответил на возражения Конта и утверждал, что интроспекция — это процесс, который требует тренировки для обеспечения достоверности. Она не является строго непосредственной, поскольку включает память — возможно, непосредственную память, тем не менее непосредственные воспоминания— это не есть данные сами по себе и здесь возникает вероятность ошибки [53. Р. 64]. По поводу этого вопроса в целом смотри блестящие рассуждения Джемса [32, 1. Р. 187— 192]. Точка зрения Милля подкреплена современным пониманием того, что почти невозможно отличить анестезию от непосредственной аптероградной амнезии: человек, чья память длится 1 секунду, имеет столь же глубоко ущербную способность к интроспекции, поскольку практически он бессознателен так же, как люб.ой реагирующий организм или машина. — 20 —
|