Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории

Например, с одной стороны, Выготский неоднократно подчер­кивает, что «зависимость младенца от взрослых создает совер­шенно своеобразный характер отношения ребенка к действитель­ности (и к самому себе): эти отношения всегда оказываются опос­редствованными другими, всегда преломляются через призму отношений с другим человеком» [11, т.4, с. 281].

Но, с другой стороны, процитированный общий принцип дет­ского развития Выготский конкретизирует для периода младен­чества, в частности, с помощью широко известной тогда следу­ющей схемы К.Бюлера. Генезис животных и людей осуществ­ляется последовательно по трем главным ступеням снизу вверх: 1) инстинкт, 2) дрессура и 3) интеллект. В отличие от Бюлера, он отказывается придавать этой «чрезвычайно удобной» схеме универсальное значение, прилагая ее к животным, ребенку и взрослым, но соглашается с тем, что она «безукоризненно отра­жает развитие поведения» в младенческом возрасте [11, т. 4, с. 297]. Поэтому он тоже считает, что основное новообразование периода новорожденности — это 1) наследственно обусловлен­ная инстинктивная психическая жизнь, над которой затем над­страивается 2) приобретенный, личный опыт (ср. житейские по­нятия, по Выготскому), а потом возникают и 3) начатки интел­лекта.

Таким образом, даже когда в культурно-исторической теории высших психологических функций (в ее прежнем и современ­ном вариантах) подчеркивается изначальная социальность си­туации развития младенца и вообще ребенка, то эта социаль­ность характеризует не столько самого ребенка, сколько лишь внешнюю ситуацию его развития (например, как мы видели,

204

житейские понятия дошкольников не признаются «чисто соци­альными», психическая жизнь младенцев понимается как из­начально инстинктивная и т. д.).

Это, на наш взгляд, объясняется прежде всего тем, что в 20-30-ые годы абсолютное большинство психологов (в том числе Вы­готский и его ученики) отождествляли социальное только с вне­шним и потому рассматривали новорожденного младенца не как человека, а как животное или полуживотное (мы уже видели, что и до сих пор некоторые психологи говорят об очеловечива­нии или о гомоинизации психики ребенка, тем самым призна­вая его вначале не-человеческим существом).

Выготский прямо пишет: «Для нас сказать о процессе «вне­шний» — значит сказать «социальный» [11, т. 3, с. 145]. Соот­ветственно (см. выше) опосредствование речевыми и другими зна­ками выступает для него как социализация, как опосредствова­ние внешним, а не внутренним. Последнее понимается вначале как натуральное, животное, не социальное и т. д. (например, низшие психологические функции у детей). И даже когда Выгот­ский в конце своей жизни начал разрабатывать идею об изначаль­ной социальности ситуации детского развития, он все же сохра­нил, хотя и в смягченной форме, прежнюю мысль о том, что «ре­бенок пробегает в указанном периоде животнообразную стадию развития» [11, т.4, с. 306; подчеркнуто нами — Авторы.].