Но если природное в человеке и его психике на ранних стадиях онтогенеза отождествляется с натуральным (животным, нечеловеческим) путем сведения первого ко второму и соответственно социальное понимается лишь как внешнее (а природное — только как внутреннее), то становится в принципе невозможным раскрыть неразрывную, недизъюнктивную взаимосвязь между ними в процессе возникновения и развития человеческой психики. На наш взгляд, социальное не есть лишь внешнее даже для младенца, оно изначально характеризует также и внутренние условия психического развития людей. Вот почему столь принципиальное значение для субъектно-деятельностного подхода имеет идея о пренатальном (внутриутробном) возникновении психики у человеческого младенца, абсолютно неприемлемая даже для новейших вариантов теории интериоризации (подробнее см. [4]). Особенно важно подчеркнуть, что основоположник субъект-но-деятельностной теории Рубинштейн уже в 1933-35 гг. выступил против почти общепризнанной тогда точки зрения, согласно которой младенец является животным или полуживотным. 205 Новорожденный — это уже человек. Например, в «Основах психологии» 1935 г. Рубинштейн убедительно показал, что у человека (в отличие от животного), по существу, нет инстинктов [13, с. 383] и потому даже самая первая в онтогенезе стадия его психического развития не является инстинктивной (вопреки вышеупомянутой точке зрения Бюлера, Выготского и др.). Данный вывод Рубинштейна в 60-е и последующие годы разрабатывали — в иных терминах — П.Я.Гальперин, В.В.Давыдов и другие, утверждая, что в человеке (в отличие от животных) нет ничего биологического, в нем есть лишь органическое. Но эти авторы пошли намного дальше: по их мнению, у людей нет не только инстинктов, но и наследственных задатков; по крайней мере, последние не играют никакой существенной роли непосредственно в психическом развитии человека. Однако для Рубинштейна и его школы, напротив, наследственные и врожденные (анатомо-физиологические и психофизиологические) задатки суть существенные, необходимые, хотя и недостаточные, к тому же не фатальные условия развития психики у людей. Подводя общий итог проведенному анализу теории Выготского, можно сказать, что социальность для него — это прежде всего опосредствованность речевыми знаками. Знаки — столь могущественная сила, что, по его первоначальному мнению, они действовали даже без (словесных) значений. Последние Выготский стал учитывать лишь с 1931-32 гг. (например, для научных понятий главное — это их первичное вербальное определение). В результате социальное воплощается для него не только в знаках и их значениях, но и в той функции, которую выполняют взрослые (учителя), раскрывая детям это вербальное определение и вообще обучая их в зоне ближайшего развития. В указанной зоне учителя всесильны, т. е. дети усваивают все, чему их обучают. — 167 —
|