|
психических актов психология приближается очень неспешно, зато, будем надеяться, основательно (см.: Василюк Ф. Е., 1984). Живая память обладает необозримым объемом, не имеющим ясных границ не только в объеме, но и в прочности сохранения, и поразительной готовностью. Сочетание невероятной избыточности памяти и ее практически мгновенной готовности представляет собой чудо, тайну и проблему для психологии. Память хранит прошлое только потому, что она ориентирована на будущее. Напомним классический пример П. Жане: мы ведь берем билет не только туда, но и обратно. По словам Набокова, у нас «мелькают будущие воспоминания»; события «зачисляются в штат воспоминаний»; «воспоминания только тогда приходят в действие, когда мы уже возвращаемся в дом»; «память — это длинная вечерняя тень истины», поэтому нечто «впоследствии сделалось воспоминанием стыдным». Наконец, он пишет о силе памяти: «Ничто-ничто не пропадает, в памяти накопляются сокровища, растут скрытые склады в темноте, в пыли, — и вот кто-то приезжий вдруг требует у библиотекаря книгу, не выдававшуюся двадцать лет». Высокая ситуативная готовность памяти не эквивалентна столь же высокой ее произвольной доступности. Память готова обслуживать все виды деятельности, но значительно менее готова, а иногда и просто бессильна обслуживать самою себя. Здесь она капризна, избирательна, случайна. Бродский пишет: «Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного нами в процессе эволюции. Она управляет нашими движениями, включая миграцию. Помимо этого, есть нечто явно атавистическое в самом процессе воспоминания — потому хотя бы, что процесс этот не бывает линейным. Кроме того, чем ты больше помнишь, тем ты ближе к смерти. Если это так, то хорошо, когда твоя память спотыкается. Чаще, однако, она закручивается, раскручивается, виляет — в точности, как хвост; так же должно вести себя повествование, твое повествование, даже рискуя показаться бессвязным и скучным» (2001. С. 95). Мы видим, что Бродский нелинейность памяти превращает в ее достоинство: «Что роднит память с искусством, так это способность к отбору, вкус к детали. Лестное для искусства (особенно для прозы), для памяти это наблюдение должно показаться оскорбительным. Оскорбление, однако, вполне заслужено. Память содержит именно детали, а не полную картину: сценки, если угодно, но не весь спектакль. Убеждение, что мы каким-то образом можем вспомнить все сразу, оптом, такое убеждение, позволяющее нам, как виду, продолжать существование, — — 200 —
|