Своеобразной реакцией на недостаточную объяснительную силу схем взаимодействия психических функций, предлагавшихся классической психологией, можно считать появление призывов к органическому мировоззрению, добавление к психическим функциям, состояниям, феноменам эпитета живой: «живой образ», «живое движение», «живое слово-понятие», «живое знание», даже «живое чувство». В этот же ряд нужно поставить и «живую память». В чем же состоит заслуга культурно-исторической психологии, если о включенности памяти в культурный контекст и ее средствах размышляли испокон веков. М. Коул, посвятивший свою книгу культурно-исторической психологии, назвал ее наукой будущего, что подтверждает упорство тайны опосредствования. Учитывая только что сказанное о внешних и внутренних средствах памяти, с не меньшим основанием ее можно назвать наукой прошлого. Во всяком случае наукой, которая возвращается к своим культурным истокам. Она сделала плодотворную попытку вернуть в культурный и жизненный контекст вырванные из него классической психологией психические функции. И делает она это не умозрительно, а практически и экспериментально. Культурно-историческая психология — это своего рода протест против «стерилизации» психических функций, поиск своего пути к целостному пониманию психики. Обратимся еще к одной исторической оппозиции, но на сей раз оппозиции между древними представлениями о психике и представлениями, порожденными классической психологией. Несмотря на свою давность, эта оппозиция еще жива. Обозначим ее: память — сила души или механизм? Психология стала превращаться в объективную науку именно тогда, когда в противовес интроспекции в ней начали утверждаться объективные методы исследования. Экспериментальная психология памяти прошла большой путь, конца ему не видно. Она начиналась с того, чтобы представить эту замечательную силу человеческой души как «чистую мнему», как своего рода механизм. Немецкий психолог Г. Эббингауз открыл целую эпоху экспериментальных хотя и упорных, но вполне бесплодных поисков «чистой мнемы». Нельзя сказать, что он исходил из «постулата непосредственности» запоминания. Он понимал, что память опосредствована самыми разными ассоциациями и смыслами. В таком виде она представляет собой целостный и непрозрачный смыслообраз, за которым скрываются акт, процесс, функция, т. е. некий механизм. Поэтому ему пришлось искать материал для запоминания, обладающий минимальной смысловой и ассоциативной ценностью. Таким материалом в его исследованиях стали бессмысленные слоги. В этом была своя логика, так как ученого интересовали механизмы чистой памяти. От одной формы опосредствования Эббингаузу все же не удалось избавиться. Это повторение, которое выступало в его экспериментах средством и количественной мерой процессов памяти. Хотя Эббингаузу не удалось найти «чистой мнемы», но его эксперименты можно считать началом изучения «сопротивления человеческого материала», началом изучения границ возможностей относительно изолированных психических способностей. По аналогичным схемам и с подобной установкой «очищения» от жизненного контекста и смысла начиналось изучение и других психически функций. Например, физики С. И. Вавилов и Ю. Б. Харитон 1920-е гг. установили, что человеческий глаз чувствителен к нескольким квантам света. По таким же схемам и с такими же установками «очищения» явлений от жизненного контекста нередко — 187 —
|