Глава 5
§ 1. Исследования памяти в культурно-исторической Силы человеческой души, прозаически называемые психическими актами, способностями, процессами, функциями, действиями и деятельностями, выступали и выступают предметом изображения в мифологии и искусстве, предметом размышления в теологии и философии, предметом изучения в психологии и других науках о человеке. Искусство и философия отдельно или совместными усилиями порождают и задают науке (разумеется, непроизвольно) смысловой внутренне напряженный образ, который рано или поздно выступает для науки в качестве исходного, поискового при построении возможного предмета научного исследования. Так, например, античностью были заданы образ апейрона (атома), образ души, образ разума, образ памяти, образы человеческих страстей, героических поступков, мужества, (воли) и многого другого. Необходимы более пристальное внимание и специальная, далеко не простая работа, чтобы обнаружить сходство в представлениях, например, о памяти, порожденных художником, философом и ученым. Причина этого очевидна. Сходство, если оно, действительно, есть, не наглядно, его нужно устанавливать. В самом деле, искусство представляет память как живой целостный образ, как миф, как живую метафору, например Лета, персона, например Мнемозина! Раскрыть живую метафору не просто. Метафора — это скоропись духа, стенография большой личности, говорил Борис Пастернак. Наше дело ее расшифровывать и понимать. Философия представляет память как идею, ценность и смысл, выраженные в слове: философия — это сознание вслух, говорил М. К. Мамардашвили. Наука представляет память как законосообразный механизм, модель и проект их реализации, т. е. как действие. Образ, слово и действие представляют собой основной материал, с которым имеет дело образование и человеческая память. Их взаимоотношения в памяти не могут быть исчерпаны формальными принципами ассоцианизма, хотя мы на собственном опыте знаем, что наша память успешно использует ассоциации по сходству, смежности, контрасту. Связи между образом, словом и действием значительно богаче, глубже и содержательней, чем внешние ассоциации. Это связи не только «напоминательные», но и «понимательные», связи взаимного порождения, управления, регулирования, контролирования, взаимного опосредствования, т. е. связи деятельностно-семиотические. Сказанное иллюстрируется тем, что для слова, выступающего в качестве предмета описания и исследования, эффективно используются язык образов и язык действий, да и само слово рассматривается как действие (переформатив, глагол). В свою очередь, действие рассматривается как образ, как слово, как текст. Вне языка слов и действий не может быть сколько-нибудь полно описан и расшифрован смыслообраз. Последний, как и художественный образ, недосказан, заряжен эйдетической энергией и как бы стремится разрешиться в действие или взыскует интерпретации. — 183 —
|