|
Память, о которой писали Лосев и Элиаде, конечно, не только достояние греков гомеровской эпохи. Русский писатель Алексей Ремизов, анализировавший творчество Гоголя, писал: «Источник выдумки, как и всякого мифотворчества, исходит не из житейской ограниченной памяти, а из большой памяти человеческого духа, а выявление этой памяти — сны или вообще небодрственные состояния, одержимость» (2000. С. 37). Это подтверждает Михаил Булгаков, рассказывающий в «Театральном романе» о работе над пьесой: «Родились эти люди в снах, вышли из снов и прочнейшим образом обосновались в моей келье. Ясно было, что с ними так не разойтись. Но что же делать с ними?» Так или иначе, но память души, как и память духа, составляют тайну. Человек много не знает из того, что знает его душа, говорил Гоголь, как не знает и того, на что способен его дух. Возможно, душа до поры до времени скрывает знаемое от своего носителя: «Моя душа, как женщина, скрывает / И возраст свой и опыт от меня» (Владимир Набоков). И непредсказуемо делится своим опытом. Августин вслед за греками также признавал Память одной из главнейших способностей души наряду с Рассудком и Волей. Ему принадлежит одно из самых поэтических описаний работы памяти, которые имеются в истории культуры: «Прихожу к равнинам и обширным дворцам памяти (campos et lata praetoria memoria), где находятся сокровищницы (thesauri), куда свезены бесчисленные образы всего, что было воспринято. Там же сложены и все наши мысли, преувеличившие, преуменьшившие и вообще как-то изменившие то, о чем сообщили наши внешние чувства. Туда передано и там спрятано все, что забвением еще не поглощено и не погребено. Находясь там, я требую показать мне то, что я хочу; одно появляется тотчас же, другое приходится искать дольше, словно откапывая из каких-то тайников; что-то вырывается целой толпой, и вместо того, что ты ищешь и просишь, выскакивает вперед, словно говоря: «Может, это нас?». Я мысленно гоню их прочь, и наконец то, что мне нужно, проясняется и выходит из своих скрытых убежищ. Кое-что возникает легко и проходит в стройном порядке, который и требовался: идущее впереди уступает место следующему сзади и, уступив, скрывается, чтобы выступить вновь, когда я того пожелаю. Именно так и происходит, когда я рассказываю о чем-либо по памяти» (1991. С. 243). Это было написано в IV в. К XX в. о дворцах памяти забыли и Алексей Ремизов заговорил о пропастных пространствах памяти. Велимир Хлебников воскликнул: «О, погреб памяти», а Анна Ахматова взяла это восклицание эпиграфом к стихотворению «Подвал памяти», в котором, впрочем, «Сверкнули два живые изумруда. И кот мяукнул...» Существуют и более мрачные метафоры, некоторые будут приведены далее. — 191 —
|