Практическое движение, выражающее это возмущение, приводит к действительному объединению индивидов; они возвращают себе свою человеческую сущность, в их устах человеческое братство становится истиной и тогда — «с загрубелых от труда лиц глядит на нас вся красота человечества»[124]. Характер отношений рабочих друг к другу создает у них «чувство (Sinn — смысл) коллективности». Этот смысл проникает и в отношение к труду, поэтому только у них сознание труда — даже в условиях отчуждения его продукта — является истинно нравственным. Хотя рабочий вынужден продавать свою рабочую силу, но для него труд никогда не превращается просто в товар. Для буржуазных психологов это составляет настоящую загадку. Это вступает в противоречие с их представлениями о человеческой натуре. Но послушаем их самих. «Мерой оценки человеческого труда в обществе является размер заработка. Чек в глазах людей является... мерилом выполняемой им работы. Однако для рабочего оценка товарищами значения и качества его работы является почти столь же сильно действующим вознаграждением, как и денежный чек. Так, забойщик получает часть своего жалования в том удовлетворении, которое он испытывает, когда другие расступаются перед ним, чтобы дать ему первому спуститься в шахту». Даже это вознаграждение автор приравнивает к денежному чеку. По его словам, это — «духовное жалованье». Но только «администрация», увы, не может расплачиваться с рабочими этим жалованьем, потому что из ее рук они не принимают его. «Опытный автомобильный механик заинтересован в том, чтобы высоко стоять в глазах других таких же механиков, и одобрение людей, не входящих в данную ассоциацию, редко (?) может уравновесить потерю уважения среди своих товарищей по работе... Одобрение товарищей ставится часто выше одобрения начальства». (Перрин, Практическая психология, 1945, стр. 278—280, на англ. яз.). Второе обстоятельство, которое необходимо указать, заключается в следующем. Если вместе с практическим отчуждением труда рабочего происходит отчуждение части его жизни — и это находит свое выражение в его сознании,— то, с другой стороны, действительные отношения сохраняют для него свой человеческий смысл. Этот смысл не ускользает от него и не облекается в мистическую оболочку религии. Его духовные идеалы, его нравственность являются человеческими — его сознание не нуждается в религиозных представлениях, которые остаются для него пустыми, не наполненными смыслом. «...Если он и бывает, религиозен, то только на словах, даже не в теории; на практике же рабочий живет только земными интересами и стремится устроиться в этом мире получше»[125]. — 194 —
|