|
Однако на разных общественных полюсах это стремление различно, оно принимает неодинаковые формы и имеет неодинаковую судьбу. На полюсе господствующих классов оно принимает форму отрицания человеком самого себя, своей жизни и поэтому не может быть сколько-нибудь постоянным, длящимся; главное — оно бессильно; оно может реализовать себя только мнимым образом, только в переживании. М. Горький запечатлел отрицательную форму этого стремления и его бессилие в образе Гордеевых, в портрете Бугрова. Вся жизнь Игната Гордеева подчинена накоплению капитала, и в этом его жадность и жестокость — непомерны. В периоде увлечения делом он относился к людям сурово и безжалостно, «он и себе покоя не давал, ловя рубли». Эти периоды сменялись другими, когда он отрывался от бегущей череды дел, и всё вдруг озарялось для него совсем другим светом. «Игнат Гордеев как бы чувствовал, что он не хозяин своего дела, а низкий раб его. Тогда в нем просыпалась другая душа...» «Казалось, он бешено рвет цепи, которые сам на себя сковал и носит, рвет их и бессилен разорвать». Начинались кутежи, потом дни покаяния, молитвы. «Господи! Ты видишь!..— глухо шептал Игнат». Горький записывает слова Бугрова: «Иной раз, опамятуешься от суеты дней, и вдруг — сотрясется душа, бессловесно подумаешь:— О, господи! неужели все — или многие — люди в таких же темных облаках живут, как ты сам?» «Было так странно знать,— замечает Горький,— что человек этот живет трудом многих тысяч людей, и в то же время слышать, что труд этот — не нужен, бессмыслен в его глазах». Это бессилие стремления к адекватности сознания является лишь отражением объективной неадекватности реальных жизненных отношений человека. Психологически оно обусловлено двояко: и извращением смыслов, создаваемых вещными отношениями, подчиняющими себе жизнь человека, и той системой значений, той идеологией, которая отражает именно эти «не истинные» вещные отношения. Ведь реально жизнь Игната Гордеева остается жизнью накопления капитала и она овеществляется в нем. В этой овеществленной своей форме она подчиняет себе даже самые интимные его чувства и желания. Он страстно хочет сына, но даже это — такое человеческое — желание приобретает извращенный, чисто вещный смысл:— «Мне сына надо! Понимаешь ты? Сына, наследника! Кому я после смерти капитал сдам?..— И его охватывала злобная тоска». На полюсе труда стремление к адекватности сознания является, напротив, психологическим выражением настоящего жизненного стремления. Оно не противостоит самому себе, не отрицает действительного содержания жизни человека, а утверждает наиболее полное его развитие. — 198 —
|