Проблема субъекта в психологической науке

Самостоятельно найденная эмпирическая закономерность может не использоваться только как новый, свой прием решения, а выступает в качестве новой проблемы. При этом найденные закономерности подвергаются доказательству пу­тем анализа их исходного генетического основания. Здесь мы впервые сталкиваемся с феноменом подлинного целепо-лагания. При этом действие индивида приобретает порож­дающий характер и все более теряет форму ответа: его результат шире, чем исходная цель. Таким образом, твор­чество в узком смысле слова начинается там, где перестает быть только ответом, только решением заранее поставленной задачи. При этом оно остается и решением, и ответом, но вместе с тем в нем есть нечто «сверх того», что и определяет его творческий статус [3].

При рассмотрении постановки новой проблемы как пре­одоления целесообразной и проявления целеполагающей деятельности, мы не противопоставляем деятельность, пре­следующую результат, конкретную цель, деятельности не­результативной. Это противопоставление «отчужденного» (по Марксу) труда, где труд лишь средство удовлетворения дру­гих потребностей, труду творческому, где сам труд — выс­шая потребность. Действительно, само получение требуемо­го результата еще не обеспечивает творческого характера деятельности. При ориентации на сам процесс установка на получение позитивного результата «снимается» в поступа­тельном развитии деятельности, т.е. отношение целесооб­разности включается в более широкий контекст.

Выход в новое пространство, на новую проблему через принятие и решение исходной задачи дает нам представле­ние о подлинном развитии деятельности. Но это «самодви-

58

жение» деятельности не объяснимо только свойствами ин­теллекта. Исходной гипотезой, получившей свое подтверж­дение в тридцатилетнем опыте экспериментальных исследо­ваний, было предположение, что это свойство целостной личности, отражающее взаимодействие когнитивной и аф­фективной сфер в их единстве, где абстракция одной из сторон невозможна. Это и есть искомый «сплав» способно­стей и личности, который далее неразложим и обладает свойством «всеобщности» [4, с. 16]. Это дает нам основание рассматривать его в качестве единицы анализа творчества.

Таким образом, в изучении феномена продолжения мыш­ления за пределами исходной ситуации удалось, как нам кажется, осуществить переход от функционального плана изу­чения мышления к личностному плану в его целостности.

Подчеркивая внешнюю нестимулированность подлинно творческого процесса, мы не выводим его из-под действия детерминации вообще. Просто он необъясним из последней, не порождается только ею. Естественно, внешняя детерми­нация всегда имеет место и стимулирует деятельность, но этим нельзя исчерпывающе объяснить описанный выше феномен. Он рождается не вопреки внешней детерминации и не из нее, а как раскрытие глубинных потенций личности, как внутренне детерминированное и в этом смысле свобод­ное действие. Подчеркнем, эта свобода не исключает внеш­ней детерминации, напротив, предполагает ее, так как всякая осмысленная деятельность развертывается как целесообраз­ная. Следовательно, продолжение мышления за пределами требований заданной ситуации не есть полный произвол, а только то, что отношение человека к Миру опосредуется богатством его внутреннего мира.