Проблема субъекта в психологической науке

Психопатологическим симптомом становится образ, под­линное значение которого человек не может осознать в силу его несоответствия принятым данным человеком представле-ниям о себе и должном. (Здесь можно говорить о невроти; ческой — неправильной — психологической защите). Вот очень простой пример. В данном случае речь, правда, идет об обык новенной невротической (стрессовой) реакции. Как-то ^ спросил у одной недавней выпускницы факультета психоло-* ^ гии, что новенького сейчас пишут о страхе? Она много и не | о том говорит, постепенно все больше возбуждаясь. Потом ^ заканчивает фразой: «Агрессия может быть функцией страха, | Мать кричит на ребенка, чтобы не потерять социальный^ статус». Здесь понимание текущей ситуации пришло к ней в I метафорической форме, затемняющей адекватное понима­ние. Я — ребенок, потому что я спрашиваю. Она — мать, потому что должна мне что-то объяснить. Она кричит, так как не знает, что ответить и боится потерять статус. Заме­ченная ею вдруг собственная агрессия (анализ) включается в такую нейтральную систему отношений (синтез). А теперь разберем один очень яркий пример.

Однажды мне пришлось читать небольшой курс в одном коммерческом вузе. После экзамена ко мне подошла студент­ка Н. Она пожаловалась на то, что во время подготовки к экзаменам у нее вдруг появился образ — пугающая бесконеч­ность. Во все стороны, куда ни глянь, нет границ. Это выз­вало сильный страх. Потом это состояние прошло, но она опасалась его повторения. Мне вспомнилась фраза Р. Мея «чувство вины — чувство зияющей пустоты» и то, что я говорил об этом студентам. Кроме того, я знал, что она училась и на первом, и втором курсах сразу, и сессия давалась ей нелегко. Поэтому я решил, что достаточно будет парадок­сальной интенции. Подробно расспросив ее о пережитом со­стоянии и об условиях подготовки к сессии, я сказал, что она совершенно здорова, и я ничего у нее не нахожу. Затем я обратил ее внимание на то, что она, конечно, переутомилась и пересказал ей ее симптомы переутомления, взятые из ее же

284

ответов. В завершение я сказал ей: «Но это ваше состояние очень интересно. Пожалуйста, постарайтесь пережить его еще раз и, как только вам это удастся, сразу же найдите меня». После этого я потерял ее из виду на полгода. Если бы я знал, что она рассказала мне не все!

То была зимняя сессия. Она пришла ко мне в конце сентября того же года. Теперь мне пришлось выслушать ее внимательнее.

Во втором семестре у них был курс психологии лично­сти. На одном практическом занятии преподаватель зачиты­вала какие-то слова, а студенты должны были что-нибудь представить. (Я так и не выяснил, что это была за мето­дика.) Вдруг Н. представился тот же образ. Тогда Н. расска­зала преподавателю о своем образе и о переживаниях, свя­занных с ним. Преподаватель обсудила его при всех и заявила, что это симптом дереализации. Она объяснила, как это серьезно, и сказала, что сама могла бы помочь, но так как она будет еще у них читать, Н. лучше обратиться в кабинет социально-психологической помощи к ее знакомо­му психотерапевту. Идя на прием к психотерапевту, Н. очень волновалась. Боялась самого страшного. Далее я привожу выдержку из ее рассказа: «Внезапно он бросил мне стакан, чтобы я поймала, и обратил мое внимание на то, что я испугалась. Потом он замахнулся на меня бутылкой, и у меня появилась агрессия. Он сказал: «Вот видите, у вас агрессия». Потом он спросил, что я хочу: психоанализ или гештальттерапию? Я сказала, что не знаю. Тогда он пред­ложил гештальттерапию. Я ходила к нему, и он проводил беседы (?). У меня появилась бессонница. Тогда он дал мне какую-то маленькую таблеточку и сказал разделить ее на 8 или 16 частей и принимать перед сном». — «Помогло?» — «От состояния — нет. Но без таблеток спать уже не могла».