Дети с аутизмом

Плохие навыки коммуникации, демонстрируемые людьми с ASD, тоже можно объяснить исходя из неразвитой ТОМ. В конце концов, чтобы построить беседу с кем бы то ни было, мы должны понять, чего этот человек ожидает, исходя из истории вопроса и контекста. Мы должны дать собеседнику то, чего он ждет от разговора. Во время приема я понял, что Шарон не испытывает никаких трудностей с использованием языка для передачи своих переживаний, но я спросил, что она испытывает во время бесед с мужем, с друзьями и с клиентами. Она ответила, что воспринимает эти беседы как монологи с. разными людьми, а не как разговоры. Высказывания обоих собеседников не создают разговора. Она чувствовала, что говорит на людях, а не с ними. Чтобы услышать, что говорят другие, она должна «переложить» их слова на собственный голос. Более того, из разговора она помнит только свой голос: «Иногда я могу восстановить высказывания собеседника по своим реакциям, которые запомнила. Я не воспринимаю того, что говорят другие. Такое впечатление, что когда они говорят, их слова склеиваются вместе, как овсянка. И я не могу отделить их друг от друга, чтобы понять. Вместо этого я болтаю бог знает о чем, ориентируясь на свои неверные предположения». Шарон сказала, что другим людям тоже нелегко понять ее, поскольку к ней часто обращаются за разъяснениями. Задним числом она понимает, что либо опускает факты, либо сообщает слишком много необязательных подробностей. Иногда она осознавала, что скользит по поверхности и не касается сути, которую пыталась донести до собеседника.

Все эти трудности в социальных беседах следовало рассматривать отдельно от стремления Шарон к социальным контактам. У нее не было никакого желания ни замыкаться в себе, ни становиться затворником. Ей всегда страстно хотелось привязанности и внимания. Она любила своего мужа, у них были теплые отношения. Она любила своего сына и получала удовольствие от общества нескольких близких друзей. Она с трудом заводила новые знакомства, это верно, но если люди были достаточно настойчивы и не обращали внимания на ее социальные оплошности, вознаграждением для них становилась ее глубокая и неизменная привязанность. Всю свою жизнь она мечтала о друзьях, но эта мечта осуществилась, лишь когда ей исполнилось четырнадцать лет и в ее жизни появилась первая подруга, дружба с которой сохранилась по сей день, как и с людьми, оценившими ее глубокую натуру.

Несомненно, все это соответствовало типу тех социальных трудностей, о которых я читал и которые наблюдал у имеющих очень высокий профессиональный статус взрослых с синдромом Аспергера или аутизмом. Несмотря на то что их действия могли свидетельствовать об обратном, особенно в раннем детстве, в конечном итоге все эти люди жаждали социальных контактов и дружбы. А по мере взросления потребность в привязанности и внимании росла. Я много раз видел границу, которую описывала Шарон, — границу между тем, что она хотела от взаимоотношений, и тем, что наблюдалось и переживалось другими. Эта граница была похожа на линию слома, проходящую через переживание собственного «Я».