|
Беда, однако, в том, что граница между макулатурной наукой, или «псевдонаукой» (или, что еще хуже, наукой-однодневкой), и наукой, основанной на фактах, зачастую очень зыбкая, что связано с двойственной природой научного творчества. Сначала ученый проводит эксперимент или отправляется на поиски информации, превращая сложные системы в простые. Научный метод — это преимущественно редукционистская попытка собрать факты, которые по возможности свободны от предвзятости. Если эксперимент проведен грамотно, аналогичные результаты будут получены и другими учеными, выполняющими ту же работу с помощью тех же инструментов и с тем же населением. Чем полнее свидетельства, полученные в одном исследовании, соответствуют свидетельствам, полученным в другом исследовании, тем они ближе к истине. Однако ученый отдает себе отчет в том, что упрощение сложной проблемы и ее превращение в более простую, неизбежно приводит к ошибке. Ошибка — это важный элемент мира, и полностью ее никогда нельзя исключить. Вот почему достоверность в принципе невозможна. Следующий шаг ученого не менее важен и заключается в интерпретации выявленных фактов или сделанных открытий. Несопоставимые факты необходимо объединить вместе в историю, которая — с точки зрения того, что нам уже известно, — имеет смысл. Ученые создают модели исследуемых ими биологических систем. Эти модели неопровержимо располагаются в определенном контексте, включаются в определенную культуру и в определенный язык. Этот контекст неизбежно повлияет на то, как история будет рассказываться. Невозможно понять мир за пределами языка. Принципиальное различие между наукой, основанной на фактах, и псевдонаукой — баланс между эмпирическими данными и интерпретацией. Попросту говоря, лженаука — это больше, чем позволяют данные, интерпретации и рассказывание историй. Когда историю рассказывает доктор медицины, героически пытающийся убедить военно-промышленно-медицинский комплекс в том, что средство исцеления от аутизма рядом, за углом, если только люди прислушаются к нему и не позволят вмешаться их закрепленным законом имущественным правам, история становится наукой-однодневкой. Однако, прежде чем мы возгордимся собственной мудростью и поспешно и надменно отвергнем эти альтернативные теории, необходимо напомнить самим себе: первая теория аутизма, поддержанная медицинским истэблишментом, заключалась в том, что причиной аутизма детей являются их родители. В своей первой статье Каннер отмечал, что родители одиннадцати описанных им детей очень часто сами вели себя несколько необычно; они могли быть чем-то поглощены, могли быть отстраненными, артистичными, с ними бывало трудно иметь дело, и им могло не хватать социальных навыков. Интересно отметить, что многие из этих индивидов были либо психиатрами, либо психологами, хотя Каннер, в других случаях проявивший поразительную наблюдательность, не обратил внимания на связь между родом занятий и необычным, негибким поведением! Каннер задался вопросом, не отражает ли это сходство в социальной ущербности генетический вклад в болезнь. Исключительно перспективное наблюдение! В то время, однако, в американской детской психиатрии доминировал психоаналитический подход, и это наблюдение о клиническом сходстве между родителем и ребенком было интерпретировано в том смысле, что социальная ущербность родителей, и в первую очередь матерей, вызывает аналогичную социальную ущербность и у ребенка. Иными словами, причиной болезни признавалась несовершенная связь «мать—ребенок». В какой-то момент сам Каннер был склонен придерживаться этой точки зрения, но быстро отверг ее и вернулся к «более биологическому» объяснению. Однако жребий был брошен, и несколько сотен статей были написаны о том, как матери доводят своих детей до аутизма тем, что игнорируют их и плохо обращаются с ними. Термин «аутизм» попал — 113 —
|